Форум » Притравки. Дрессировка. Спорт. » Секреты опытного дрессировщика 1 » Ответить
Секреты опытного дрессировщика 1
Admin: -------------------------------------------------------------------------------- Секреты опытного дрессировщика 1 Александр Власенко Правдивые дрессировщицкие рассказки о собаках, собаководах и о том, чего не найти в пособиях по дрессировке и что всем уметь не обязательно, но каждому понимать следует (жизнерадостное дополнение к любым кинологическим трактатам) От автора - для тех, кто предисловий не терпит Даже умно написанное предисловие читать скучно, потому - чем оно короче, тем лучше. Всё, о чём здесь повествуется, правдиво настолько, насколько мне оно запомнилось. Надеюсь, человек разумный не воспримет рассказки за прямое руководство к действию, либо за методическое пособие, а просто отметит для себя, что, мол, и такое в дрессировке тоже бывает. На всякий случай предупрежу, что детям, а также беременным, либо психически неустойчивым, равно с ними - "зелёным", и, кроме того, лицам из категорий, приравненных к вышеперечисленным, эта книга для прочтения не рекомендуется. Плохих слов здесь нету, но ... От автора же - всем остальным Если собака плоха от рождения или испорчена неправильным воспитанием, полным-полна ума, упрямства и хитрости или хотя бы необычна и своеобразна в поведении, то при её дрессировке использование приёмов и методик, детально изложенных и в классических, и в новаторских учебниках кинологии, нередко оказывается малоэффективным, либо вообще бесполезным занятием. И пусть у дрессировщика существуют какие-то свои наиболее привычные, иногда до блеска отточенные схемы работы, перед ним вдруг возникает неизбежность импровизации, и тут порой внезапно рождается нечто оригинальное и достойное внимания даже читателя, не понаслышке знакомого с вопросами обучения и применения собак. Вот первая причина появления этой книги - как собрания выходящих из общего ряда, но вполне реальных случаев. Вторая причина - аж невтерпёж зудящая потребность выпустить накопившийся пар за пределы узкого круга без того знающих дело профессионалов. Под прессом гнилой "политкорректности", не позволяющей называть вещи своими именами и давно пронизавшей бесчисленными метастазами всю кинологическую жизнь, опытные дрессировщики многие годы опасались публично говорить - во избежание буйного возмущения со стороны общественности, помешанной на идеалах абстрактного гуманизма, - каким образом в действительности, с использованием каких способов и приёмов частенько приходится готовить собак для серьёзной практической работы. Вольное или невольное утаивание далеко не всегда приглядной правды под гладким слоем крема, взбитого из слюней и сахара, приводит не только к отрыву теории от практики, а профессиональной дрессировки от любительской, но и способствует сдвигам в массовом сознании, искажённой трактовке законов справедливости, изначально, от природы, присущих и нам, и собакам, и возникновению искусственной, напрочь оторванной от реальности, шкалы морально-этических ценностей, приоритетов и установок. То есть, служит одной из причин "американизации" умов, несказанно противной здравому смыслу. Между тем, по мере роста количества выставочных чемпионов, собаки всё очевиднее утрачивают мозги и характеры, и оттого всё чаще требуют руки именно профессионального дрессировщика. Но, увы, среди наших дрессировщиков гораздо больше специалистов по профессиональному выкачиванию денег из клиентов, чем умеющих грамотно и на совесть дрессировать собак. От души надеюсь, что мой читатель, выражаясь словами Г.Оберлендера, "не принадлежит к числу, слишком, к сожалению, значительному в наше время, тех "собашников" и "дрессировщиков", которые живут за счёт глупости их ближних и, как кажется, очень хорошо живут". (Кстати, продолжив цитату далее, можно обнаружить замечательную параллель между немецким собаководством девятнадцатого века и российским века двадцать первого. "Кинология - очень шаткое основание, на котором приютилось значительное количество подозрительных источников существования, ...<и> ни одно поле деятельности, кроме торговли собаками, не является более удобным для разных предприятий с теми, у которых в голове не все дома"). И может быть, кто-то с помощью этой книги сумеет понять, что такое есть дрессировка настоящая, и что - липовая. Ну и, конечно же, смешного в дрессировке хватает. Правда, преобладает юмор с циническим оттенком, а он не каждому по вкусу. Однако из песни слова не выкинешь - чем богаты, тем и рады. Всем на земле угодить никому и никогда не удавалось. А вообще-то, мне не приходилось встречать стоящего дрессировщика, которого хотя бы время от времени не тянуло высказаться остро и смачно. Желание доставить немного удовольствия уважаемым коллегам - вот третья причина появления "Рассказок". Моей жене Ольге, первому читателю и критику "Цыганская дрессировка" Разных собак хватало в питомнике вневедомственной охраны при Кирово-Чепецком ГРОВД. Среди лучших караульщиков был серый кобель, западно-сибирская лайка тяжёлого (хантейского) типа, с очень приличным, надо заметить, экстерьером, по кличке Дунай. В питомник он попал случайно. Прежде сидел где-то на цепи, вместе с этой цепью сорвался и ушёл в побег. А у железнодорожного моста цепь в стрелке возьми и застрянь. Ладно ещё, узкоколейка - составы два раза в сутки только и ходят. Дежурный к нам в питомник позвонил, вожатые приехали, уговорили собачку минут за пятнадцать и забрали. Растравили потом Дуная немножко, да и стали на посты выставлять. Так вот работал пёс до поры до времени, ни шатко ни валко, пока не случилось ему охранять колбасный цех. Ну это совершенно особая статья - так сказать, собачий курорт. Мы туда самых захудалых из караульной братии на откорм отправляли. Постоит там собачка неделю на блоке и уже от каши морду воротит. А и как не воротить: у неё вдоль всего троса колбасы и мяса толстым слоем понабросано, ступить некуда. Работы особо хорошей не требовалось. Так, погавкать для приличия. Потому как всем воровать надо. А воруют - через забор перебрасывают, то есть для этого через блок-пост надо проходить труженикам мясоперерабатывающей промышленности. Ну а в цехе коллектив небольшой, и если собака кого из них укусит да на больничный отправит, то план сразу под угрозой. По тогдашним меркам почти для любого руководителя это было пострашнее хищений.
Ответов - 25, стр:
1 2 All
Admin: -------------------------------------------------------------------------------- Дуная и ни к чему было на тот пост выставлять, поскольку держался он всегда в хорошем теле. "Справный", как говорили вожатые. Но получилось так, что в это время подписал отдел охраны сразу несколько договоров с новыми клиентами. Понадобилось обеспечить собаками в один момент с десяток постов, а в резерве почти никого и не было. А в этом деле надо соображать, куда ставить собаку стоящую, а куда и "так-себешная" сойдёт. В общем, когда все дыры заткнули, для колбасного цеха у нас остался один лишь Дунай. Не прошло и двух недель, как звонит начальница этого самого цеха начальнику нашего отдела охраны и учиняет ему по всей форме скандал. Оказывается, приехала к "колбасникам" с проверкой какая-то комиссия и указала на непорядок: лежит на посту, обложенная со всех сторон мясопродуктами, совершенно зажравшаяся собака и никоим образом не реагирует на приближение людей, тем паче посторонних. То есть, натурально, не обеспечивает никакой охраны социалистической собственности. Ну, майору Курочкину, понятно, скандал ни к чему. И хотя он в курсе всех наших проблем, а моему непосредственному начальнику - старшему инспектору и вместе с тем младшему лейтенанту Гусеву - он доступно объяснил, что в течение трех суток инцидент этот непременно должен быть разрешён. Тот, конечно, сразу ко мне как к старшему инструктору, за все подобные безобразия персонально ответственному, с вопросом: что такое с разжиревшей скотиной Дунаем можно сделать? А делать-то нужно именно с ним, поскольку других кандидатов на сей высокий пост нету. Самые что ни на есть безальтернативные выборы. Да впрочем, если бы и делать, так ведь у нас и фигурантов свеженьких, Дунаю не знакомых, чтобы позлили его как следует, никогошеньки не имеется и в обозримом будущем не предвидится. Вот тут я и вспомнил про цыганскую дрессировку. У цыган хорошие собаки редко когда бывают. Хорошие у них обычно покупные. А из тех, которых они сами выращивают, почти все гадкие и ни на что не годные. Но уж если какая удаётся, то обзавидоваться можно. А всё почему: потому что выдержать то, что называют "цыганской дрессировкой", способна только собака недюжинного ума и с железной нервной системой. Собственно, это и дрессировкой назвать трудно, и объяснить крайне сложно. Цыгане как-то по-своему понимают и лошадей, и собак, свои у них в этом пути. Вроде бы, решают проблемы самыми простыми способами, а вот додуматься до этой простоты человеку с чуждым укладом мыслей почти и невозможно. Как бы там ни было, а некоторые принципы цыганской дрессировки я тогда в общих чертах понимал, и понимал ещё, что никак по-иному нам Дуная не переучить. Суть того, чего нам нужно добиться, была самая немудрёная: вымуштровать пса так, чтобы он рвал всех - своих и чужих - кто подходит к нему без определённого сигнала. И сигнал должен быть абсолютно понятным собаке, но чтобы посторонний человек догадаться о его значении никак не мог. Таким сигналом стал таз, в котором обычно вожатый относил собаке кашу на пост. Есть таз в руках, значит - друг, нет - враг. Со стороны кто посмотрит, видит: собачке несут еду, она и радуется. И если уж она так рада каше, то за мясо-то и подавно пропустит. Попробуй пойми, что собака реагирует не на пищу, а на посуду! Ну и всё остальное тоже чуть сложнее, чем устройство молотка. Сплели из изолированной проволоки трёхметровые кнуты, понавязали узлов на них, дабы ярче были впечатления, и насадили на метровые кнутовища. Дунаюшка сутки поголодал, само собой, а потом его посадили на короткую цепь у стенки (чтобы неловко ему было уворачиваться), бросили поблизости кнуты и, с утра пораньше, благословясь, приступили. Трудно, очень трудно понять собаке, за что её вдруг так несправедливо и больно стегают - аж шерсть вылетает! - один за другим приходящие, знакомые и может быть даже любимые люди. Наконец не выдержал, на меня огрызнулся. Сразу бросаю кнут, показываю пустые руки и ухожу с глаз долой. С четверть часа зверь отдыхает, обдумывает ситуацию. Потом я возвращаюсь, ласково разговариваю, показываю опять же пустые руки. Виляет хвостом. Ну что ж... Поднимаю кнут, возобновляю экзекуцию. Теперь Дунай огрызнулся гораздо раньше и злобней. Хорошо! Снова ухожу. Ещё через четверть часа вместо меня к Дунаю выходит старый и добрый алкоголик Лёша, вожатый, которого любят, хотя и не уважают, все питомничьи собаки. Его затем меняет инспектор Гусев. Дунай уже не машет хвостом в ответ на ласковые слова и кидается с яростью при первом предъявлении орудия истязания. Вот это очень и очень неплохо, пора и передохнуть. Подождав чуток, Лёша несёт ему в тазике немного каши, кормит, а затем уводит в вольер. Через час, напившись чая, продолжаем педагогический процесс. К вечеру к Дунаю без таза уже лучше не приближаться. А на другой день мы изощрялись, устраивая псу всевозможные провокации с подбрасыванием мяса и уговорами, подходили к нему вдвоём и втроём. Закончили к обеду. Результат настолько замечательный, что на третий день, едва начав, понимаем: можно не продолжать, собака сделана. Вожатый отвёз Дуная на прежний пост, привязал на цепь и едва успел отскочить - вот ведь бестолочь, забыл прихватить с собою таз! Не закончился ещё рабочий день, а майор Курочкин звонит на питомник. Смеётся. Говорит, опять был разговор с начальницей цеха. Снова жалуется на Дуная - двоих покусал! И это были только первые жертвы, возложенные вникшим в суть службы псом на алтарь цыганской дрессировки. К сожалению, где-то через месяц уже прослывшего неподкупным Дуная не стало. Ночью в грозу ветром сломало дерево, а под тяжестью дерева оборвался электрокабель. Пёс выскочил из будки на шум и погиб при исполнении своего собачьего служебного долга.
Admin: Секреты опытного дрессировщика 2 Бессовестный Дрессировал я как-то одного "азиата". Звали его ... Да, собственно, почему - звали? Его и сейчас зовут и, надеюсь, ещё много лет будут звать, а поэтому, чтобы не смущать возможным узнаванием действующее в моём рассказе лицо, а именно его хозяйку Ирину, выведем пса под псевдонимом. Пусть кличкой этого рыжего будет, скажем, Полуэкт ("Полуэкт ибн...мнэ-э... Полуэктович". И не хватайте меня за руку, я сам признаюсь, что псевдоним для него спёр у братьев Стругацких). "Азиат" как "азиат", не хуже других. Так же, как почти все алабаи (для непросвещённых: "алабаями" называют туркменскую разновидность среднеазиатских овчарок), в любой ситуации быстро соображает и просчитывает свои вероятные выгоды и убытки, при первой возможности хитрит, всегда ленится и редко-редко когда не упрямится. И, разумеется, мастерски умеет притворяться. Алабаям, по-моему, сразу, чуть ли не с момента выхода из родовых путей, досконально известны все вариации и нюансы тонкого искусства притворства. Любой из них может и по-простецки прикинуться шлангом, и артистично закосить под дебила (иначе - тупить), и столь же легко - под радостного идиота, и уйти в себя, забыв вернуться, и смертельно устать на третьей минуте занятия, и с упорством, несомненно, достойным лучшего применения, путать команды, и прочая, и прочая. А уж как они восхитительно используют свои вокальные таланты, исторгая из себя, при одной лишь мысли о покушении на неприкосновенность их священного организма, звуки невыносимо противной частоты и той степени громкости, что обязательно достигает ушей ближайшего зоозащитника, как раз в то самое мгновение не знающего, на кого обрушить бремя своей гуманности, этого словами не опишешь. И слышать это тем более не надо! За дрессировку мы взялись вовремя. Как полагается с "азиатами", где-то с четырёх месяцев. И до полугода, пока занимались регулярно, всё шло более-менее гладко. На след поставили, сидеть-лежать-стоять научили, хоть на расстоянии, хоть на ходу, и апортировал Полуэкт всё, что нужно, включая железки, и ползал, и, при большом желании, вперёд его можно было выслать шагов на двадцать. Издалека, в общем и целом, псёныш, пожалуй, уже походил на воспитанную собаку. Конечно, не только добрым словом и лакомством сей результат был достигнут. Кусочки и поглаживания для "азиата" не настолько действенный стимул, чтобы ради них он отказался своевольничать, когда ему приспичит. Были и трёпки, и порки, и уроки прикладной уфологии. (Уфология - опять же для тех, кто не в курсе - это наука о неопознанных летающих объектах - НЛО. В частности, о неопознанном летающем кирпиче. Допустим, тот же Полуэкт, находясь на некотором удалении от хозяина, внезапно соображает, что поводок-то давным давно отстёгнут, а расстояние, отделяющее объект воспитания от воспитывающего субъекта, как раз таково, что если хозяин и захочет принять к нему, сыну свободолюбивого и независимого алабайского народа, меры физического воздействия, то вряд ли сможет скоро его догнать. Если вообще сможет. Наличием данных обстоятельств легко провоцируется скоротечное развитие приступа избирательной глухоты. Колебания воздуха, создаваемые именно голосовыми связками хозяина, совершенно не проникают сквозь пробки, мгновенно образовавшиеся в слуховых проходах хитрого рыжего гада. И в этот момент вдруг, откуда ни возьмись, летит - и очень метко - он, весь из себя красный и огнеупорный !... В приведённом случае уфология воздействует на конкретный притворяющийся организм посредством закона сообщающихся сосудов. Поскольку грудная клетка собаки образована гибкими и упругими рёбрами, то планирующий кирпич, оказывая своей большой плоской поверхностью значительное давление на указанные выше рёбра, резко сжимает оную клетку. От быстрого её сжатие в лёгких образуется ударная воздушная волна, которая, распространяясь в полном соответствии с упомянутым законом через евстахиевы трубы, одним махом вышибает пробки из ушей гнусного представителя слишком умной породы. Отчего слух, естественным образом, немедленно восстанавливается. Следует заметить, правда, что некоторые особо продвинутые в данной области лечения собак специалисты не без оснований считают, будто вышеописанному феномену более пристало другое объяснение - с точки зрения рефлексотерапии. Дело в том, что на боковой поверхности груди у собаки находится целый ряд акупрессурных точек, надавливая на которые с необходимой силой, можно стимулировать нужные функции головного мозга, а также излечивать целый ряд широко распространённых заболеваний, в частности, внезапную глухоту и острое воспаление хитрости. Экспериментальным путём удалось установить, однако, что аналогичные акупрессурные точки довольно равномерно распределены по всей поверхности собачьего тела. Сделанное открытие позволило на практике успешно заменить излишне тяжёлый для метания кирпич, который к тому же очень неудобно носить в кармане, гораздо более эстетично выглядящей свёрнутой металлической цепочкой. Это более современное средство, как выяснилось, обладает к тому же хорошим профилактическим, похожим на вакцинирующий, эффектом. Обычно после одного-двух его успешных, то есть точных, применений достаточно бывает в нужном случае лишь только слегка им потрясти).
Admin: Так уж получилось, что когда Полуэкту стукнуло полгода, заниматься мы с ним стали редко. И что гораздо хуже, теперь не с хозяином вместе, а с хозяйкой, Ириной. Хозяину больше работа не позволяла. У него-то к тому времени никаких проблем в построении отношений с собакой не было. Весь арсенал "азиатских" уловок он вполне изучил, свои комплексы, типичные для продукта московского интеллигентского воспитания ("только добром и лаской, дедушка Дуров зверей не бил"), успешно преодолел, мог и похвалить вовремя, и, когда надо, провести дозированный сеанс общего массажа. А хозяйка, очень женственная женщина с несколько, на мой взгляд, гипертрофированными материнскими инстинктами, всякий раз, когда кобель туфтил, долго противилась применению грубого насилия и пыталась взывать к его благоразумию, чувству ответственности и прочим высоким моральным качествам (которые, несомненно, пребывали в душе Полуэкта, но - или очень мимолётно, или очень глубоко, или в зачаточном состоянии, и уж во всяком случае ни в коей мере не определяли его поведение). Но зато когда до Ирины, в конце концов, доходило, что эта мерзкая сволочь над ней самым откровенным образом издевается, она просто взрывалась гневом и мстительно, с чисто женским исступлением - хоть за руки лови - колотила Полуэкта по поводу и без повода. И вот как-то звоню её мужу на работу, чтобы уточнить время занятий, а он мне и рассказывает, что сегодня заниматься опять будет Ирина, и что Полуэкт с утра пораньше учинил какое-то непотребство и за это был выдран Ириной, как говорится, по полной программе и сверх неё. А надобно заметить, что когда я приходил дрессировать Полуэкта, пёс встречал меня продолжительным и разнообразным скулежом и писком. Я ему отвечал тем же, и наш дуэт по нескольку минут голосил то вместе, то порознь. Ирина всегда наблюдала за нашим концертом с большим вниманием, и как раз где-то за неделю до этого наконец не выдержала и наивно спросила: - Он, что, вам о чём-то рассказывает? Я как мог грустно ей ответил: - На жизнь жалуется и на вас тоже. Ирина бросила укоризненный взгляд на Полуэкта, но промолчала. А тут я прихожу, зная, что Ирина вряд ли догадается о моем разговоре с ее мужем. Пёс по своему обыкновению встречает меня писками и визгами, я ему подскуливаю и начинаю упрекающе то и дело коситься на Ирину. Вижу - растерялась. Выбрав момент, когда Полуэкт выдал особо звучную руладу, я его с крайним недоумением и спрашиваю: - Что, она тебя - та-ак?! - У-у-у-у-у!... А надобно заметить, что в этой дрессируемой паре рыжим был не только Полуэкт. Ирина как раз из той породы огненно-рыжих и белокожих, которые не просто краснеют, а вспыхивают - хоть спички зажигай. И начинает она расцвечиваться яркопунцовыми пятнами. Но диалог-то продолжается: - А ты, ты - ничего? - У-у-у-у-у! Ирина уже багровая. Сваренный заживо рак рядом с ней казался бы бледнолицым. - А она всё равно, да?! - У-у-у-у-у! Этой беспардонной клеветы Ирина, задыхаясь от возмущения, стерпеть уже не смогла: - Да он... да он... да он сам!... И после паузы - с непередаваемым, неподражаемым, невыносимым укором: - Бессовестный...
Admin: Секреты опытного дрессировщика 3 Шутка Это зимой было. Вятская зима не самая тёплая, по холоду лениво стало милиционерам тренировать розыскных собак. Я-то вижу, что собаки застаиваются, форму теряют, ну и говорю начальникам, да и не один раз сказал: надо, мол, меры принимать. А те сами что-то тоже никак не могут раскачаться. Тогда захожу с другого конца. Пора, дескать, контрольную проверку по следовой работе устроить. Раскрываемость, кажется, падает. Вот на это уговорил. Ну и проверили. Если кто не знает, проверка такая делается в условиях, предельно приближенных к практическим. А зимний след в промышленном городе - это не фунт изюму. Здесь не как на соревнованиях по дрессировке. Там что: на траве фоновые запахи природные, следовая дорожка одна-единственная и непрерывная - знай себе, работай. Обучения способной собаке, по большому счёту, почти никакого и не нужно. Ну там, натаскать ее, чтобы нос от земли не отрывала, галопом не скакала, повороты чётко проходила и оставленные вещи обозначала - это труд небольшой, только времени много требует. И если собака позволяет себе иногда чуток расслабиться, прихватывает запах не с самых отпечатков ног, а немного в сторонке под ветром, или принюхивается не как надо - непрерывно, а через пару-тройку шагов, то, как правило, заметной разницы почти и не видно. А в городе асфальт, мазут, машины, люди бесчисленно снуют, помойки воняют, да еще бродящие повсюду собаки, а среди них и течные суки, где надо и не надо метки свои оставляют. Тут уж, понятное дело, шаг в сторону - и нет как нет никакого следа. Ищи потом, псина, куда искомый след подевался, попробуй найди его заново среди тысяч других. А время, между тем, улетучивается вместе с правонарушителем и его запахом. Опять же, если собаку постоянно не тренировать и работу её не контролировать, распускается она, и ко всяким другим интересным ароматам влечь её начинает. И если дисциплина у ищейки крепко не поставлена, уйдёт эта зараза со следа и раз, и другой, а после милиционер-кинолог может долго удивляться, с какого такого пива преследуемый преступник останавливался у каждого дерева и метил каждый угол. И непрерывным след в городе бывает только в исключительных случаях. Вот и получается, что розыскная собака должна не только тщательно вести поиск, но и включать звериную свою интуицию, думать головой, где может оказаться продолжение оборвавшегося следа. Кроме того, когда за двадцать градусов ниже нуля, редкая из овчарок способна долго работать чутьем: нюхают они слишком жадно, как пылесосы. А надо - как лайки, экономно, по чуть-чуть, тогда нос не заморозишь. Здесь как раз уже не собаке, а кинологу невредно бывает подумать. Которые думают, те носят с собой сухую шерстяную варежку и через каждые две-три минуты нос собаке растирают. Впрочем, преступники тоже мёрзнут, поэтому редко требуется в такую погоду от ищеек - нюхать, а от кинологов - думать. Но всяко-разно понятно, что следовая работа в городе требует большого нервного напряжения собаки. А у собак способность выдержать длительное напряжение напрямую зависит от общего тонуса. И если организм по определению чахлый, либо ослабленный от безделья, то крайне редко какая его облаФательница годится к сложной поисковой работе. Проверка закончилась швахом. И следы-то были не самыми сложными, а из восьми собак лишь две худо-бедно до конца их проработали. Остальные выдохлись и посрезались на половине. Вот когда начальники, наконец, встрепенулись. Мне, конечно, втык за недосмотр, а милиционеров, которые кинологи, лишили выходных и отправили на питомник заниматься собачьей физической подготовкой. А как зимой лучше всего наганивать собак? Ясное дело, буксировкой. Поставили мы всех милиционеров на лыжи, они собачек своих запрягли и - вперёд. Сидим мы в тесном административном помещении с теми кинологами, которые с утра до обеда, да по морозцу, набегались мало не до упаду, гоняем чаи, играем в карты. И тут к нам заходит ещё один, младший сержант по имени Серёжа, парнишка весёлый и шебутной, но просто на редкость безалаберный и вечная жертва всяких розыгрышей. А собака у него, между прочим, очень и очень многого стоящий по статям и характеру, и совсем, вроде, не глупый молодой кобель Гудвин, у которого, по сути, один только и есть крупный недостаток - не тому кинологу достался. А Серёжа как раз на Гудвина мне и жалуется: - Командую, - говорит, - ему "Вперёд!", а он трюхает себе рысцой, а галопом бежать - так даже и не думает. Ленивый, сволочь, какой-то! Я ему с самым серьёзным видом: - Слушай, он же у тебя пожрать любит! Там, в коридоре, у вожатого Лёши удочки стоят. Ты возьми незаметно одну, леску оборви, а к концу удочки привяжи шмат мяса. Дай Гудвину понюхать и держи впереди него. Где нужно повернуть - в сторону веди. Понял? - Ага! Когда ободрившийся Серёжа вышел за дверь, мы дружно над ним поржали, живо представив себе, как Гудвин отнесётся к очередному чудачеству своего напарника. Но сходить посмотреть, что из этого получится, никому не захотелось. Опять сидим режемся в дурака. Минут через пятнадцать дверь распахивается, на пороге запыхавшийся и раскрасневшийся Серёжа: - О!... Полтора километра в одну сторону - галопом! Полтора в другую - галопом! Еле поводок удержал! Мы с ребятами переглянулись и, разом схватившись за животы, с рёготом сползли под стол. Может быть, конечно, собака и не всегда вылитый портрет хозяина, но хоть в чём-то сходство у них ну обязательно найдётся!
Admin: Секреты опытного дрессировщика 4 О доверии Каюсь, не помню уже точно, как звали того пса. Кажется, Барсиком. Кличку вот забыл, а самого запомнил - будто перед глазами стоит. Да ещё бы не запомнить, мандраж-то у меня был приличный. А сильный стресс, как известно, очень способствует запоминанию. Работал я тогда вожатым служебных собак в питомнике автозавода. Совсем недолго ещё работал, только-только стал выезжать без напарника, чтобы кормить собак на постах. И вот на одном из дальних блок-постов уже месяца два как выставлен бессменно был этот самый Барсик - некрупный, но очень ладно скроенный пегий "кавказец" из отказных. Отказной - значит не поладил с хозяевами, огрызнулся или цапнул, а те из опаски сдали его в питомник. И его, как был, в наморднике, привезли на пост, посадили на цепь, растянули эту цепь до предела (чтобы, разумеется, зверь зубами не успел достать), затем намордник резко сдёрнули - и собака приступила к караульной службе. Караулил он, надо сказать, исправно - энергичный, подвижный, злобный. На месте не сидел - всё время выслеживал врагов, бегал, бросался на решётку. А в решётке устроена была дверь, чтобы можно было зайти на территорию поста и накормить собаку или заменить. Только никто не заходил - страшновато. Если пустая миска стояла близко к двери, то сначала ее через решётку подтаскивали поближе палкой, а потом бросали вдоль блока как можно дальше кусок хлеба или мяса (хлеб - чаще, а с мясом в ту пору - в СССР, да ещё времён голодной "перестройки" - туговато было). Ну и пока пёс бежит в два конца, быстренько дверь приоткрывали, каши из ведра в миску плюхали - и скорее прочь. Но это легко сделать вдвоём, а одному довольно напряжно - можно же, понятно, назад и не успеть. А в основном вожатые ездили поодиночке с водителем, у которого помощи не всегда допросишься: у него-то работа другая, на кой ему сдалось здоровьем рисковать. Ну и, грешным делом, кое-кто по подлости таких вот собачек с нехорошей репутацией и вовсе "забывал" кормить, даже и у поста не появлялся. Вышел я на смену в воскресенье, объезжаю по периметру заводскую территорию, наделяю охраняющих её зверей провизией. Этот пост, где Барсик стоит, чуть ли не самый последний по очереди. А рядом с ним вахта. И не успели мы подъехать, вахтер нас встречает и ну ругать: собаку уже больше суток не кормили, а она цепь запутала и даже ходить не может! Смотрю - ёлки зелёные! - правда: стоит Барсик почти согнувшись, и не то что ходить, а даже голову поднять не способен толком. А ещё дело-то зимой, холодно. Хочешь - не хочешь, а собаку спасать надо. Помочь мне, опять же, никто не сумеет - ни у кого ни в нашей смене, ни в других подхода к Барсику нет. А я эту животину видел до того всего-то два раза. Угощал его мясом через решётку, разговаривал - вроде как познакомился. Но мясо через решётку - одно дело, а вот зайти к нему на пост, на его жилплощадь, да ещё и цепь взяться распутывать - такой наглый оборот явно пахнет керосином. А куда денешься? Ну и захожу потихоньку, говорю с ним смиренным голосом. В глаза не гляжу, прямо не иду. Мало ли, неправильно поймёт. Однако он, вижу, так понимает, как надо. Хоть и напрягся немного, но спокойно стоит и даже то и дело отворачивается - цепь запутавшуюся и свою беспомощность показывает. А там вот что случилось: когда летом расчищали территорию от кустов, поленился кто-то пенёк вырубить. И торчит из земли чекрыжина в ладонь всего длиной, да на ней зато рогульки торчат во все стороны. А на эти самые рогульки цепь намоталась - витков, наверное, пять. И так плотно, крепко, коротко. Шею собаке и то вниз пригнуло. Конечно, будь цепь на блоке закреплена карабином, задача решалась бы куда легче. Да в том беда, что заклёпана она и на блоке, и на ошейнике. Потому выбор невелик: или цепь распутывай, или ошейник снимай. Даже коли и не был бы ошейник для надёжности прошит медной проволокой, снимать его вот так запросто со злобной собаки себе дороже. Если сразу меня не сожрёт, то как я на неё потом этот самый ошейник опять надевать стану? И так, и эдак риску хватает. Но по крайней мере, распутывая саму цепь, я хоть собаку не упущу, да и шансов удрать, пусть и с кровью, у меня побольше будет. Стало быть, надо распутывать. А как это сделать? Палкою такое дело размотать нельзя: сама по себе палка - элемент провоцирующий, вряд ли собака хорошо к ней отнесётся, тем более когда этой палкой возьмешься за цепь дёргать; а коли не получится так распутать, то потом уж точно с голыми руками туда не сунешься. Значит, надо всё сразу делать именно руками. Просто наклониться, оно, ясный пень, с одной стороны кажется безопаснее - легче отскочить. А с другой - нависнешь над собакой, да ещё тянешься, будто чего украсть хочешь - опять же не поймет. Ну и опустился я на колени, так на коленях к нему боком потихоньку ползу, да ласковые слова напеваю со всей возможной задушевностью. Дотянулся до цепи. Боюсь, конечно. И об этом тоже ему рассказываю. А как не бояться: тут, на месте бедной собаки, и ангел, наверное, давно бы озверел. Попробуй постой-ка так на морозе примотанным со вчерашнего дня, да к тому же голодным! А страшнее всего было цепь натянуть да за нее еще сильнее голову Барсикову пригнуть вниз. Хоть и проделал я указанную манипуляцию насколько мог осторожно и мягко, продолжая петь комплименты, но для собаки, тем более - взрослого кобеля с норовистым характером, это ведь унижение, да ещё какое. Если учесть, что мне к тому же пришлось встать перед ним на четвереньки, а морда Барсика оказалась прямо над моей голой шеей, то ощущения мои, сами догадываетесь, были далеко не идиллическими. Не удержался я, покосился на пёсика. И что меня тут изумило: он-то прекрасно сообразил, что я его жутко трушу, и, чтобы показать мне своё миролюбие, подчёркнуто демонстративно отвернулся в сторону и вздохнул выразительно: дескать, чего уж, делай что нужно и не бойся, я же всё понимаю... И пока я возился с цепью, он так и смотрел в сторону. Глянет на меня коротенько - не терпится же освободиться - и опять деликатно отворачивается. В общем, размотал я эту проклятую цепь, потихонечку отползаю, чтобы не сразу рядом с ним встать. А Барсик тряхнул головой, посмотрел на меня довольнёхонько и первым делом отбежал шагов на пятнадцать; остановился там, и все так же, поглядывая и демонстративно отворачиваясь, дожидался, пока я не выйду за дверь. Надо признаться, ноги меня держали не очень. После, когда я ездил кормить собак, Барсик меня встречал вполне приветливо. Не ласкался, не крутил хвостом, а с достоинством вежливо отходил подальше, разрешал войти и забрать пустые миски (а их там накапливалось иногда по нескольку штук), ждал, какой бы голодный ни был, пока я налью и поставлю ему кашу, и лишь потом, когда я закрывал дверь, бежал к еде. Все боялся меня напугать. __________________
Admin: Секреты опытного дрессировщика 5 О пижонстве Выпендрёж отличается от пижонства, как авантюра от аферы. Выпендрёж - это проявление куража - того необходимого настроя, состояния духа, без которого не бывает по-настоящему красивой дрессировщицкой работы. А когда она красива? Когда сложна, когда на грани фола, но при этом риск просчитан или предугадан до мелочей. Когда мастер управляет ситуацией, которая, как показалось бы стороннему наблюдателю, не может уже оставаться подконтрольной. То есть, эффектный выпендрёж без сучка и задоринки - черта работы профессионала. А пижонство произрастает не из куража, не из неодолимого стремления к совершенству, но из самоуверенности, из гонора, либо из пофигизма. Оно лишь только на первый взгляд сходно с выпендрёжем. Пижон не владеет в полной мере интуицией и расчётом, а надеется на ту кривую, которая вывезет. Уповать же надо на предусмотрительность и мастерство, а не на одно только случайное везение. Потому пижон может провалиться и опозориться в самой обыденной ситуации. В пижонстве нет надёжности. Пижон, который таков по складу своей личности, ощущает свою несостоятельность и зачастую натужно выпячивается не в сложном, не там, где можно оценить высокий класс работы, а на дешёвке, на банальном. Ему никогда не хватает скромности и здоровой самооценки. Так, например, дрессировщик, хвастающий своими шрамами, оставленными на нём собаками тогда, когда можно было с тем же результатом обучения обойтись без единой царапины - типичный пижон. Настоящий профессионал стыдится своих ошибок. Пижонство - свойство дилетанта, который хочет казаться профессионалом. 1 В Кирово-Чепецке общегородским праздником был День химика. Как сейчас - не знаю, но тогда он отмечался почти всеми кирово-чеп... (чепчиками? чепцами? а вот и неправильно - чепчанами!), потому что значительная часть городского населения трудилась на химическом комбинате, а не менее значительная, по причине разногласий с советским законодательством, пребывала на "химии". И немного было семей, в которых хоть кто-нибудь не относился бы к той или иной причастной празднику категории. На таких торжествах заведено предварять истинно народные гуляния всякими более культурными мероприятиями, не связанными напрямую с обычаем неумеренного потребления горячительных напитков. Наряду с самодеятельностью и спортсменами, для показательных выступлений иногда приглашали и собаководов из общественных организаций. Но поскольку о нас вспоминали в последнюю очередь (как правило, лишь когда выяснялось, что нужно заткнуть какие-то не предусмотренные сценарием дыры), то редко упреждали об этом заранее. А ведь показуха с собаками, какая бы ни была она простая, однако времени на подготовку всё равно требует. И вот, огорошенный за три дня до праздника такой новостью, заседал как-то актив общества "Содействие" и обдумывал программу выступления. За такой срок, все понимают, не то что стоящих номеров не подготовить, но даже и людей с приличными собаками собрать вместе невозможно. Но так или иначе, а выкручиваться надо. Решили ограничиться примитивом: для разогрева публики - одновременной работой щенков, благо они как раз обучение по курсу послушания заканчивают, ну и - основным блюдом - кусанину покрасивее надо изобразить, без неё никак. Любит народ атавизмы свои пещерные насытить, посмотреть на телесные терзания и лязг зубовный в исполнении ближнего своего и группы свирепых хищников. Не сомневаюсь, что в массе своей зрители предпочли бы на месте собак видеть берберийских львов. Увы, за неимением последних, а также ввиду неумолимого прогресса общечеловеческой морали, им приходится довольствоваться лишь нашим нынешним, слишком цивилизованным и хилым, эрзацем гладиаторского единоборства, где кровь может пролиться только и исключительно случайно. Но ведь надежда остаётся! Опытным путём определено и многочисленными наблюдениями установлено: народу можно любой красоты и сложности показуху предложить, но если не будет в ней "кусачек", то невелика в его глазах цена будет этой показухе. Что тут поделаешь, всякий релаксирует в меру недостатков своего воспитания и наследственности, и данный выбор ещё не из худших. Как гласит вечно живая мудрость, "чем бы дитя не тешилось, лишь бы не", а далее по вкусу: героином, однополой любовью, политикой, ядерным чемоданчиком... В общем, альтернатив в избытке. Но руководству клуба углубляться в социально-моральные проблемы ни к чему, для нас главное то, что надо угождать публике, потакать её пристрастиям - тогда и без качества можно обойтись. Этот основной закон шоу-бизнеса и в ту пору был прекрасно известен в любом клубе служебного собаководства. И, естественно, дрессировщики, которые занимались показухами, никогда не отнимали у народа его последней надежды на кровопролитие - самим невыгодно. Кого будут кусать, это понятно - меня. А кто? Давайте, говорят, Иргу попробуем. Ирга - матёрая "немка", не шибко ладно скроенная, но зато из очень прочного материала. А башку её из-за размеров иначе как чайником и не называют. Пару клыков к тому времени она себе уже наполовину обломала, но радости кусаться от этого не утратила. Давно её, правда, по-серьёзному не проверяли, да и скоростью атаки она никогда не отличалась, однако челюсти у неё что надо. Одно плохо - защитный рукав поистрепался, совершенно непрезентабельно выглядит, стыдно с таким на люди выходить. "Ничего, - думаю, - сошью другой. Хороший - не успею, но чтобы разок сработать под собачкой хватило, какой-никакой сварганю". И сварганил, именно что "какой-никакой", на скорую руку. Мы как раз на питомник новый дрессировочный костюм получили. А эти дрески тогда стали делать ну до того пакостно, совсем не так, как раньше. Прежние-то крыли толстенной парусиной, ваты на подкладку тоже не жалели и прошивали на совесть настоящим льняным суровьём. Оно, конечно, всё равно не современная синтетика, но запас прочности был изрядный - рукава и штанины поначалу еле гнулись, приходилось палками полдня расколачивать, чтобы пользоваться можно было. А потом, по мере того, как экономика становилась всё более экономной, парусину заменили хлипким брезентиком, ваты здорово поубавили, вместо суровых ниток стали использовать обычные, какими рубашки шьют. Дошли до того, что по скаредности и припуска на швах не предусматривали, и немало из-за этого было случаев, когда собака первой же хваткой отрывала напрочь рукав, оставляя фигуранта в состоянии крайнего недоумения и повышенной опасности. В общем, ситуация как в советском автомобилестроении с выпуском "жигулей": первая партия - катайся на здоровье; а тем добром, что потом начинали гнать на поток, без превентивного ремонта мог пользоваться только доверчивый дурак или самоубийца. Вот и у нас, в служебном собаководстве, идиотов да мазохистов вращалось не то чтобы очень уж много, а поэтому дрескостюмы сразу по получении пускались в творческую переработку: тут подшить, там усилить... __________________
Admin: Взял, значит, я штаны от этого костюма, одну штанину в другую продел - чем не защитный рукав? Кусок войлока между штанинами вставил, поближе к локтю. Надо бы подложить и второй, чтобы кисть понадёжнее прикрыть, да возиться не хотелось. "И так, - думаю, - сойдёт. Если на встречной атаке собака ударит в локоть и попадёт по нерву - удовольствий на полчаса точно хватит. А кисть, ну уберу кисть, разве ж не успею?". Подшил всё быстренько, лямочки-тесёмочки приладил и прочее. На всякий случай проверил свежеиспечённый продукт на молодых кобелях (старых - ну в баню: порвут ещё, потом опять сиди с иголкой!). Пробивают чувствительно, конечно, особенно как раз на кисти. Но терпеть можно. С тем назавтра и пошел на показуху. А мероприятие на футбольном стадионе. Стадион переполнен. Публика, в основном, уже тёпленькая. Собак завидели, шумят, крови жаждут. Вот щенки под слабые аплодисменты отработали, пора и нам с Иргой на выход. Хозяйка держит её у одних ворот, я бегу от других. Прикидываю, как бы это нам с жучкой встретиться точно в середине поля. Рассчитал расстояние, махнул стеком - Иргу по этому сигналу отпустили, и полетела она, да с таким небывалым у нее азартом, что я даже удивился: во, раскочегарилась старая плесень! Прибавляю ходу, чтобы всё-таки в центре поля с собакой столкнуться, кричу, прутом над головою размахиваю. Тогда общепринято было встречать собак на быстром беге, лоб в лоб, жёстко, а не как сейчас - с уходом в сторону, мягким приёмом, разворотом под собаку и "дорожками" (для неосведомлённых: "дорожкой" называется фортель, привнесённый в дрессировку, похоже, из области балетного искусства, когда фигурант в момент хватки доворачивается на собаку так, что оказывается бок о бок с ней, а затем, осторожно приглаживая ей шерсть той мухобойкой, которую нынче принято использовать вместо стека, бежит на пару с собакой несколько метров по прямой). Очень ценились овчарки, которые при сближении с фигурантом не тормозят, а наоборот, наддают скорости и вылетают на него дальним и высоким прыжком с трёх, а то и с четырёх метров. Но собак с таким прыжком в самых лучших из рабочих - старых восточногерманских линиях было немного. А высшим классом считалось, если собака, изогнувшись в броске, ухватит крепко за плечо и, пролетев своим корпусом мимо, закрутит фигуранта в пируэт и уронит на землю. Или, ещё лучше, если протаранит так, что у фигуранта ноги вперёд вылетают и шмякается он на пятую точку опоры, а то и на спину. Но Ирга, как и почти вся её родня, работает без прыжка. Поэтому, чтобы эффектно смотрелось, надо принять её очень точно, почти до сантиметра, на приподнятый локоть и только в последний миг немножко отклонить корпус от прямого удара. А тут я вижу, что этот раззадоренный сучий потрох явно ошибается с прицелом. Дистанции осталось всего ничего, и если не поберечься, то Ирга с разлёту проскочит под рукавом и влепится мне в живот. Поскольку мне по ряду причин претит подобное развитие событий, я несколько сбавляю обороты и начинаю прежде времени уходить в сторону. Ирга в ответ меняет траекторию своей атаки, и в следующее мгновение... А в следующее мгновение у меня в глазах темным-темно! На трибунах стоял ор, и вряд ли кто слышал, как орал я. А я орал, потому что в полном соответствии с законом подлости и Паркинсона, эта гадюка семибатюшная, змея подколодная поймала меня за ту самую кисть, которую неохота мне было накануне защитить получше, прикрыть лишним куском войлока. Через долю секунды прихожу в себя, но пребываю при этом, как выясняется, в более горизонтальном положении, нежели ранее. Приподнимаюсь на три конечности. Четвёртую, которая в рукаве, Ирга мне не отдаёт, тянет, зараза, к себе. Вижу, подбегает испуганная Флюра, Иргина хозяйка, лицо у нее белое, глаза по восемь с половиной копеек. Кричит: - Ирга, фу! Рядом! Ирга - девочка покладистая: выплюнула меня послушно, хоть и с сожалением, и села у хозяйкиной ноги. Некоторое время меня не покидало ощущение, будто кто-то только что зажал мою руку в слесарные тиски и от души крутанул вороток. Потом кисть просто онемела. Я стряхнул рукав, глянул на неё: ну да, слегка раздавленная, немножко ободранная. Пальчики сгибать-разгибать ещё с четверть часа другой рукой пришлось. Недооценил, ох недооценил я Иргину хватку. Под восторг трибун идём к выходу. Нас встречает, пытаясь перекричать шум, встревоженный организатор: - Ну что, что-то не получилось, сорвалось? - Да с чего вы взяли? Всё получилось. Вот только - гораздо лучше, чем кое-кому хотелось бы! ... Теперь, спустя почти двадцать лет, думаю: ну что мне мешало сразу сшить рукав как следует, или, в конце концов, загодя проверить и атаку Ирги, и надёжность рукава? Ответ один - пижонство. На "авось" понадеялся. 2 Нет-нет, нельзя несерьёзно и безоглядно относиться к собаке, которая по-настоящему умеет кусаться, и особенно если она собирается цапнуть не абстрактного кого-то, а вполне конкретного тебя. То ли годом, то ли двумя позже отправились мы небольшой компанией поглазеть на выставку, которую проводил захиревший к тому времени по причине неконкурентоспособности досаафовский клуб. Сидим мирно, пьём пиво, никого не трогаем. Только ловим, конечно, косые взгляды, потому как неспроста захирел тот клуб, а при самом активном содействии нашего "Содействия". По всем правилам хорошего тона, досаафовцы, перед началом работы рингов и в перерывах, для привлечения, как водится, зрителей и пропаганды своей деятельности, проводят показательные выступления. И всё бы ничего, да только собак, которые для показухи годятся, у них в клубе всего две. Вот этих двух и пускают на задержание то этак, то так. Собачки, надо сказать, в атаке смотрятся вполне и вполне: бегают быстро, прыгают неплохо и кусают высоко. Правда, и веса, и силы у них маловато, по каковой причине фигурант как может им подыгрывает, всякий раз при нападении на него не очень умело, но старательно падая, а иногда и кувыркаясь. Фигурант этот, Вова, высокий и румяный юноша с насквозь прозрачными глазами, в общении весьма нетерпимый и вспыльчивый, а уж самолюбивый - еще похлеще, чем я был в его возрасте. Независимо от того, знает или не знает, всегда всё упрямо делает по-своему, и нет, кажется, такого поворота, на котором бы его не заносило. Разумеется, уже считает себя большим специалистом. Дрессировочный рукав на Вову надет не самый крепкий, но с учётом качества принимаемых собачек, хватит ему и такого.
Admin: Бегает себе Вовочка и бегает, падает да и падает - ну и леший с ним, нам-то какое дело! Мы гораздо похуже фигурантов видывали, которые и на его уровне стуфтить бы не смогли. Так что даже не смеёмся громко, хотя есть над чем. Одна из кусающихся-то собачек - Вовочкина, да и другая его прекрасно знает, так что это всё игра на публику, к тому же не в лучшем исполнении: то поторопится фигурант упасть, то наоборот, запоздает. Но вдруг откуда-то сзади, малость пошатываясь, выходит не ахти какой трезвый Витя, человек с характером прямым, тяжёлым и размашистым, как у Стеньки Разина, и контрастным ничуть не менее, чем у атамана Кудеяра. При определённых обстоятельствах он вполне мог бы олицетворять собою тот самый пресловутый русский бунт. А на поводке у Вити его "альтер эго" Осман, немецкая овчарка, в очень многом напоминающая крокодила - и обликом, и нравом. Топор, или лом, или ружьё сделали Османа колченогим - я уже не припомню, но нимало не сомневаюсь в окольно достигавших меня слухах, что со всеми перечисленными инструментами, находившимися в чужих руках, он в разное время чересчур близко знакомился, и что знакомства эти всегда гораздо дороже обходились как раз обладателям инструментов. Речь правдолюбца Вити, от души приправленная подходящими ко всем случаям жизни русскими устными выражениями, была по обыкновению немногословной: - И чё ты (...) мне тут (...) показываешь? - обратился он к фигуранту. - Ты (...) вот под Османа сходи. Осман, явно одобряя мнение хозяина, со спокойным интересом повернул к Вове свою нелепо длинную, испещрённую вдоль и поперёк шрамами всевозможной конфигурации, здоровенную морду. Вовочка не стерпел грубых слов, зарделся от обиды: - Ну и что? Ну и схожу! Мы, конечно, не друзья досаафовцам, но раз такое дело, скорее вскочили - и к ним. Слово не воробей, и мальчишке, переполненному глупой гордостью, понятно, сдержать его придётся. Но как-то без кровопролития хотелось обойтись, хотя бы без особого. Мы и давай уговаривать Витю и ничего ещё не понявшего Вовочку, чтобы Османа пускали не более чем с двадцати шагов. Слава Богу, уговорили. Обычная средняя собака чем дальше бежит, тем слабее атакует - на бегу запас ярости у неё выгорает. Потому настоящая проверка характера, как было в ту пору на гэдээровском "кёрунге", делается только при дальнем пуске - с девяноста метров. А таким хладнокровным бойцам, как Осман, два десятка шагов или две сотни - нет никакой разницы. Только знаем мы, что если вблизи - то сможем ещё упросить Витю, чтобы собаку отозвал поскорее. А будет пуск дальний, Витя, и в трезвом-то виде не терпящий никакой фальши, не упустит случая, ну, не скажу - поиздеваться, а так, слегка поглумиться, и спешить уж точно никуда не станет. И хорошо тогда, если Осман, давно познавший вкус живого мяса, просто порвёт, а не покалечит, а то и не выпотрошит слишком самонадеянного фигуранта. Ему на это пары лишних секунд за глаза хватит. Пустили. Вовочка готовится принять Османа в лоб, с ударом до хватки, и ладно ещё, не бежит, а идёт к нему навстречу. А этот убивец неспешно и почти лениво скачет, хромая на все четыре ноги, и только в последний момент неожиданно и резко маханул с такой прытью, что не успел Вовочка приложиться к нему стеком. И чему мы все потом удивлялись, что не только опытным и могучим противником оказался Осман - в этом ни у кого, кроме Вовочки, никаких сомнений и прежде не возникало - но ещё и чертовски благородным. С его-то людоедской славой! Как только захлопнул он свою мясорубку (а вернее сказать - костоломку) на рукаве да тряхнул чуть головой, так сразу и понял, да и мы все тоже поняли: достал. Ну и держит себе рукав, негромко порыкивает в порядке предупреждения дальнейших эксцессов, а добивать и не думает. Хотя - вот он, клиент: спёкся мгновенно, бери его голыми руками. Стоит Вовочка бледнее бледного, ручки опустились, глазки в кучку, и не то что дёрнуться, а ни вздохнуть, ни охнуть не может. Совместными усилиями растормошили мы Витю, отозвал он нехотя Османа. Вытащили тогда абсолютно никакого Вовочку из рукава, посмотрели: как и следовало ожидать, ни одной дыры нет. Просто сжал Осман с жуткой силой свои крокодильи челюсти, вот тебе и болевой шок. Синяк, конечно, на все предплечье... Глянул на это исподлобья Витя, пробурчал себе под нос: - А не будет выпендриваться! ...Нет, неправ, неправ был Витя: никакой это не выпендрёж, а самое что ни на есть пижонство! Что я с показухой вляпался, что Вовочка, что "авось", что "небось" - никакой по сути разницы. О таких пижонах, как мы тогда, в старом анекдоте и сказано: "летать не умеют, а туда же - выпендриваться!".
Admin: Секреты опытного дрессировщика 6 Альтаир "Когда солдаты боятся своего полководца больше, чем противника, они побеждают; когда солдаты боятся противника больше, чем своего полководца, они терпят поражение". Вэй Ляо-цзы 1 - М-м-да, - неопределённо и очень тактично произнёс старший инспектор Гусев, с иронией покосившись на меня. - Ну и что ты с этим думаешь делать? "Это" представляло собою на редкость гнусное зрелище. Щуплый семимесячный "немчик", в сучьем типе и беднокостный, жалобно пучил глазки и мелко дрожал всеми фибрами и сегментами своего полудохлого организма, очевидно полагая, что пришёл последний час его перепуганной жизни. И не слишком, надо признать, в своих предположениях заблуждался. Целиком и полностью согласиться с его собачьим мнением по данному вопросу имелось достаточно оснований не только у инспектора Гусева, но и у всех остальных членов приёмо-оценочной комиссии. Только мне одному нельзя было с ним соглашаться, существовали на то у меня весьма серьёзные субъективные резоны. А объективно-то, конечно, никакая служебная карьера Альтаиру (так этот поганец был наречён) не светила ни в ближайшей, ни даже в самой отдалённой перспективе, да и вообще никакой иной перспективы у него не просматривалось, кроме незамедлительной выбраковки, списания и, вследствие сего, преждевременно скорой встречи с прапращурами. Данная процедура, собственно говоря, ему предписывалась действовавшим тогда наставлением по служебному собаководству. Пытаться дрессировать трусов, даже и вполовину не настолько отъявленных, как этот экземпляр, справедливо считается занятием практически безнадёжным. Но у меня ведь положение безвыходное. Все это понимают, смотрят сочувственно, ждут. Я сам должен вынести приговор собаке и вместе с тем - только-только начатой мною в питомнике племенной работе. Альтаир - именно тот первый блин, который комом. Но его мне не простят. Потому что достал я уже начальников своими инициативами и нововведениями. Нельзя тянуть паузу до бесконечности, неприлично. Предельно спокойно и равнодушно говорю: - Пусть поживёт в питомнике, освоится немножко. Там видно будет. Поглядел Гусев испытующе. Ясное дело, прошу отсрочки. Да неужели отсрочка что-нибудь изменит в мою пользу? Смешно и надеяться. Вот разве что провалюсь с ещё большим треском, только и всего-то. - Ладно, - отвечает. - Пусть поживёт. Немножко... Увы, за два последующих месяца своего существования Альтаир не претерпел в части поведения никаких хоть сколько-нибудь ощутимых изменений. Более омерзительного труса я в жизни своей не видывал. В течение всего дня, пока на питомнике были люди и постоянно лаяли собаки, он носа своего из будки не высовывал. Даже к еде. Вожатые порою его и кормить забывали: думали, что вольер пустой и, значит, миску ставить незачем. Он и гадил в кабине, боясь днем выйти на свет. Увидеть Таира в полной красе можно было двумя способами. Первый - вытащить из будки силой. Противное занятие. Остекленевшие остановившиеся глаза, ступорная окаменелость мышц, обильные выделения из всех предназначенных для этой цели отверстий, включая вонючие параанальные железы. Один раз попробуешь так сделать - больше вряд ли захочешь. Второй способ требует времени и терпения. В конце рабочего дня, когда вожатые уйдут домой, надо распахнуть дверь в Альтаиров вольер, оставить напротив неё миску с кашей и тщательно замаскироваться на местности. После того как собакам, наконец, надоест брехать, следует в тишине подождать ещё минут пятнадцать. Тогда, непрестанно озираясь и тревожно поводя носом, на трясущихся и подгибающихся ножках из кабины к двери медленно-медленно начинает подкрадываться энтая гадость. Тихонько высунет из вольера морду, изучит обстановку. Если ничего не испугается и собаки молчат, таким же макаром выползет наружу, недоверчиво принюхается к каше. Если очень голодный, то судорожно похватает её из миски, а если не очень - то и жрать остережётся. Может и попутешествовать немного вдоль стеночки или забора, но на открытое пространство ни за что не выйдет. Коли вздумаешь в это время к нему подойти, то не убегает даже, а прижимается к земле и пускает лужу. В общем, не собака, а сплошная блевотина. Не подумайте, ради всего святого, что получение посредством разведения настолько выдающейся дряни явилось исключительно моей заслугой. Хотя от долевого участия я отказаться при всем желании не могу, но уверяю, что без помощи вышестоящих товарищей такого результата мне лично просто непосильно было бы добиться. Как всё случилось-то. Подвернулась оказия купить в питомник производителя чуть ли не самых модных в то время кровей. Звали его Асс с Нового Света. Кобелёшка не шибко видный, но ладненький, с очень хорошими движениями; всяких нескладух анатомически улучшать - милое дело. Что еще интересно, он сын Омара фон Аугуста Варте, дети которого поголовно "следовики", как говорится, от Бога. Но Асс (в жизни - Гоша), к сожалению, в части характера довольно мягкий, позднеспелый, несколько инфантильный, и как улучшателя психики его при любом раскладе лучше было даже и не рассматривать. Таких, как он, вязать можно только с суками храбрыми, стойкими. Их тогда, в общем-то, хватало. Продавали Гошу, по любительским меркам, задёшево, но для отдела охраны это была цена невиданная, почему разрешение на покупку пришлось выбивать на уровне областного руководства. А спустя совсем немного времени приобрели мы недорого суку Эльзу, которая хоть и злобная, но трусоватая и слишком нервозная, и спаривать её надо, соответственно, с кобелём волевым и мужественным. Здесь Гоша как кандидат, понятно, не котировался. Собираюсь я ехать с Эльзой в Пермь, где был очень подходящий для неё кобель, а начальство мне и выдаёт: - Ты производителя купил? Купил. Вот с ним и вяжи! И "аллес". И никакие мои доводы к рассмотрению не принимаются.
Admin: В положенный срок принесла Эльза от Асса трёх отпрысков, все кобельки. А в питомнике растить собак накладно, и мы иногда передавали щенков на выращивание детям, которые хотели завести себе овчарку. Договор, разумеется, заключали с родителями. Через полгода забирали набравший размеров и окрепший "полуфабрикат" в питомник, а в компенсацию за кормёжку и труды либо давали месячного щенка, либо, если у ребёнка желание иметь собаку к этому времени остывало, платили деньги. Вот и Гошиных с Эльзой потомков до семи месяцев держали по квартирам. А потом, по их возвращении, такая, значит, история и приключилась. Из трёх принятых назад подростков один вскорости издох от не помню уж какой инфекции, второй - Аполлон - был пристойным малым, ну а третий, Альтаир, совсем не той выпечки оказался. Срок пришёл, пора юных овчарок закреплять за милиционерами и готовить к службе. С Аполлоном да ещё с двумя его полубратьями по отцу, Кентом и Каем, особых проблем нет, а по поводу Таира мне уже без всяких околичностей, прямо в лоб, Гусев вопрос и задаёт: - Когда списывать будешь? Однако я уже это дело обмыслить успел, подготовился: - Дрессировать, - говорю, - стану. Сам. Завтра и начну. С текучкой я разобрался, ведомости написал, так что время до конца месяца есть. Вот только дрессировать в основном буду по ночам, а потому с утра, если сплю в кабинете, без нужды меня не поднимайте. На том и договорились. Хоть и качал недоверчиво головой старший инспектор Гусев, всё же спорить не стал, оценил мой настрой. А почему по ночам? Во избежание конфликтов. Потому что даже людям, не слишком отягощённым душевной теплотой и гуманизмом, не стоит лишний раз видеть, какими профессиональными способами перековываются собаки со столь паршивыми характерами. Постороннему, ставшему невольным свидетелем этого процесса, крайне трудно сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Не раз и не два при исправлении плохих или испорченных собак меня случайные зрители в полный голос называли садистом. (А какой же я садист? Кому надо - знают, и скрывать тут нечего, что из школы садистов вашего покорного слугу ещё в первой четверти вытурили. За прилежание. С тех пор самоучкою кое-как и перебиваюсь). Бывали по сему поводу и стычки. Хоть и жаль порой доброго человека, самоотверженно бросающегося с кулаками в защиту вопящей собаки, но иногда приходится и в лоб ему засветить. Когда в целях самообороны, а когда и потому что объяснять словами смысл происходящего некогда и нельзя. Не наградишь собаку по заслугам своевременно, не перечтёшь ей рёбра подручными средствами, отвлечёшься от этого дела на вмешательство самоназначенного адвоката с зелёными то ли от недозрелости, то ли от плесени мозгами, псина быстренько и смекнёт, что апелляция к общественному мнению штука крайне для неё выгодная. И в следующий раз, при подобных обстоятельствах или даже при намёке на них, станет взывать о помощи с громкостью корабельной сирены и чрезвычайно настойчиво. Лишь только вспомню, сколько трудов пошло прахом из-за безрассудства бытовых гуманистов, да чем для иных собак впоследствии это обернулось, так с досады пальцы сами в кулаки сжимаются. Поистине "несть глупости горшия, яко же глупость". И должна быть она, по законам справедливости, наказуемой!
Admin: 2 Купил я у кого-то из милиционеров новые яловые сапоги, посадил Альтаира на голодную диету, выспался хорошенько - в общем, обеспечил боеготовность номер один - и поехали! Безусловно хорош армейский стимулирующий лекарственный препарат "СК-45", удивительно эффективно помогает от упрямства и придури! "СК" означает "сапоги кирзовые", а "45", разумеется, размер ноги. Так вот, я вам доложу: яловые, хоть и сорок третьего, оказались ничуть не хуже. Правда, и настоящие медикаменты здесь тоже пришлось применять. Во-первых, витаминов лошадиные дозы - при стрессе потребность в них резко увеличивается. И не только у Таира - у меня точно так же. Во-вторых, поскольку, как я говорил уже прежде, Таир был в сучьем типе, у него недостаточно вырабатывался мужской половой гормон - тестостерон, что не могло не отражаться на поведении. Потому тестостерончика я ему маленький курс проколол. Но при перековке характера вовсе не это главное, а главное - обеспечить непрерывность процесса психологического давления. В необходимой пропорции сочетая оное, конечно, с давлением физическим. Так что в течение нескольких суток спал я урывками, не более двух часов подряд, равно как и подопытный кролик Альтаир. По-другому ничего бы не получилось. Единственная надежда мне оставалась та, что Таир какой-никакой, но всё же чистый по крови "немец" из рабочей линии, а значит выносливость его нервной системы и организма вне всяких подозрений. Должен выдержать. И должен измениться в нужную сторону. На "восточника" или полукровку настолько сильно и продолжительно давить я, пожалуй, вряд ли бы решился. Как всё это выглядело? О, конечно, с виду ужасно! Но зато, если присмотреться внимательнее, всё происходившее было не просто логичным, а даже более того - этологичным. То есть, понятным с точки зрения собачьей психологии и доступным для разумения Таиру, с учётом его индивидуальных искривлений в восприятии окружающей действительности. При использовании жёстких методов дрессуры самое главное внимательно, даже скрупулёзно, отслеживать все малейшие изменения поведения собаки, тщательно контролировать сознательные и неосознанные собственные действия и последовательно соблюдать несколько довольно простых правил "курощения" и "низведения". Актёрствовать перед дрессируемой собакой надо всегда как можно выразительнее - всякая псина на эмоции податлива, и к тому же ей для вникания в ситуацию требуется в любой момент без затруднений прочитывать желания и показное настроение дрессировщика. Каково бы ни было действительное внутреннее состояние, а нужно надёжно держать себя в руках. С рациональным педантизмом, критически, как бы со стороны, ежесекундно оценивать не только собачье, но и своё поведение, ни на мгновение не допускать ни малейшей неуверенности, подавлять в зародыше волнение и торопливость. Разумеется, никогда нельзя злиться на собаку или мстить ей. Ни при каких обстоятельствах! Даже получив укус, даже тщательно выколачивая ей после такого пыль из шкуры и мозгов, даже придушивая её, следует всё время сохранять трезвый рассудок и проделывать указанные процедуры уж если не с любовью к собаке, то по крайней мере очень расчётливо. Ведь она не враг, а будущий друг! Но в то же время нельзя казаться холодным и безучастным. Чувства нужно своевременно и убедительно имитировать. Причём не только тоном и громкостью голоса, но также мимикой, взглядом, движениями и позами. На резко контрастный эмоциональный перехлёст, как в плохом театре или мексиканском телесериале, хорошо отзываются собаки живые и энергичные, но вместе с тем достаточно уравновешенные, а особенно потребен такой подход к спокойным и флегматичным. Однако когда имеешь дело с задавленными жизнью ипохондриками, либо психически неустойчивыми неврастениками - меланхоликами и холериками, проявления эмоций приходится дозировать чуть ли не с аптекарской точностью. Иначе на слишком бурное проявление дрессировщиком радости, холерик, например, может ответить настолько бешеным всплеском восторга, вместе с которым запросто выплеснет из своей памяти и всё, чему только что научился. А то же поведение человека ипохондрик и меланхолик непременно воспримет в первый миг как начало наказания, перепугается и совершенно растеряется. И ближайшие полчаса, что в одном, что в другом случае, дрессировщику предстоит, как правило, напрасно потратить на восстановление уже достигнутого, казалось бы, результата. Чтобы подавить у собаки боязливое отношение к любым жизненным реалиям, обычно рекомендующиеся мягкие способы воздействия, как то: постепенное приучение к вызывающим испуг раздражителям, отвлечение от страхов игрой или лакомством, - совершенно не годятся, особенно при недостатке времени, и даже более того - чаще приносят вред, закрепляя врождённую трусость привычкой. По-настоящему эффективных методов, которые возможно применить в практике дрессировки служебных собак (если, конечно, от этих собак требуется надёжность в работе), совсем немного, и лучше всего использовать их в комбинации друг с другом. Первый и поистине универсальный из них - дрессировка на пищевом подкреплении с основательной предварительной голодовкой. Стремление насытиться, как и трусость, коренится в здоровом инстинкте самосохранения. Сделайте желание поесть сильнее желания убежать - и вы, как говорят умные биологи, замените у собаки одну мотивацию поведения на другую. Если приходится иметь дело с попросту ленивой скотиной, которую нужно принудить к активной работе, ей и суток отдыха от переработки пищи вполне хватит для того, чтобы очень живо заинтересоваться всем, что так или иначе связано хоть с каким-нибудь кормлением. Идеальной считается пауза в тридцать шесть часов. Но если требуется преодолеть страх или постоянное упрямство, следует предпринять более крутые меры. Например, ограничить на несколько дней или даже на пару недель рацион питания исключительно теми кусочками, которые собаке удастся честным трудом заработать в ходе дрессировочных занятий.
Admin: Конечно, на растолстевшую собаку голодовка действует слабее, потому лишние подкожные отложения к началу занятий должны быть безоговорочно и полностью ликвидированы. По-видимому, как это показывает практика дрессировки, анатомия живой собаки разительно отличается от анатомии собаки мёртвой. Это у мёртвой собаки желудок находится в брюшной полости. А у живой - странным образом располагается в непосредственной близости от головного мозга, отчего в случае переполнения начинает этот мозг сжимать, в значительной степени затрудняя шевеление извилинами. И таким же непреложно установленным научным фактом следует считать, что жировые запасы в самую первую очередь - и с теми же последствиями - накапливаются внутри черепной коробки. Стоит лишь освободить большие полушария от избыточного на них давления со стороны желудка или сала, дав таким образом собачьим мыслям необходимый для полёта простор, как сразу становится понятным, что стократ прав был незабвенный и великий дрессировщик Дуров, говоря: "Всё делает голод. Он дрессирует всё живущее на свете - и людей, и животных". Другой сильно действующий на трусов метод - доведение до состояния крайнего утомления. Когда собака от усталости еле переставляет ноги, ей уже, ясное дело, не до того, чтобы чего-то там понапрасну бояться. Просто сил на это не хватает. Те же умные биологи, которым трудно объясняться на общедоступном языке, говорят: "повышается порог чувствительности к воздействию раздражителей". Тут, конечно, хорошо иметь для смены одного-двух напарников, потому как физическая выносливость у собаки обыкновенно повыше, чем у человека. Ну а за неимением напарников, есть, конечно, определённые дрессировщицкие хитрости. Во-первых, выбор темпа движения. Собаку нужно водить на неудобной для неё скорости. Если у собаки от природы широкий и быстрый шаг - то заставить её ходить более медленным шагом или, наоборот, медленной рысью. Если же она предпочитает рысь, то надо выбрать темп переходный от шага к рыси. Главное, найти ту скорость, при которой ноги собаки движутся наименее согласованно, а спина постоянно переваливается с боку на бок; тогда и человек может поспорить с собачкой по части выносливости. Во-вторых, нельзя давать мучимой животине ни минуты отдыха. Постоянно идти в неудобном темпе, не имея возможности хотя бы для непродолжительного расслабления, ей очень тяжко. А отдыхом для неё здесь будет не только предоставленная возможность минуту - две полежать, но даже и временное изменение аллюра пусть на более быстрый, но зато привычный и удобный ход. Непродолжительные остановки на несколько секунд допустимы исключительно для выполнения собакой каких-либо команд. А в случае, если, по неотложной причине, собаку всё же нужно на минуту привязать, то привязывать её надо так, чтобы не могла она ни лечь, ни удобно сесть или встать: очень коротко, почти за ошейник, и на подходящей высоте. (Я не сказал - повесить. Ноги-то у нее, все четыре, должны, разумеется, касаться земли! Повешение - из другой оперы, о нём ещё успеем поговорить). И вот так вот надлежит прогуливаться - часа три-четыре подряд. Иногда и дольше. Причём большую часть времени, с начала занятия, нужно ходить по одному и тому же маршруту, чтобы усталость психическая накладывалась на усталость физическую.
Admin: -------------------------------------------------------------------------------- Клин клином вышибают, а "шланг" - шлангом . В этом и состоит суть третьего, наиболее неприятного в исполнении, но необходимого метода перекройки труса под героя. Умные биологи говорят в данном случае о вытеснении одного стимула другим. А проще, собака должна уяснить и крепко-накрепко запомнить, что все ужасы того и этого света - сущий пустяк по сравнению с гневом хозяина. Для достижения такого результата и нужны крепкие сапоги (мои через две недели тесного общения с Таиром разбились в блины), хлысты, парфорсные ошейники, а иногда и кратковременное удушение. Дрессировщик в случае крайней нужды - хоть и редко, но бывает! - должен самым доступным образом объяснить собаке, что справедливость его свята и безгранична, равно как мощь и власть, и что за особо жуткие грехи он может вообще лишить собаку не только пищи, но и воздуха, а вместе с тем и самой жизни. Например, за попытку выяснить с ним отношения посредством зубов. Столь тяжкое преступление наказывать как-либо иначе, если собака сильна, хорошо умеет кусаться и не питает уважения к хозяину, не имеет смысла: слишком много ненужного риска для обеих сторон. А Таира пришлось разок "вздёрнуть высоко и коротко" (так, если верить Льву Гумилёву, выражались некоторые заслуженные деятели юстиции в средние века) за побеги с дрессировочной площадки - и этого ему хватило, чтобы впредь отказаться навсегда от рецидивов. Ну, на тему, каким образом полагается правильно вешать собачку без ущерба для её и для собственного здоровья, мы побеседуем как-нибудь попозже, но главное, что факт удавления имел место быть, и что без него никак невозможно было обойтись. Вечерком вытащил я, значит, Таира из будки и повёл его на дрессировочную площадку. Повёл - это, правда, слишком приблизительно сказано: на самом деле волоком тащил. А чтобы он поменьше упирался, вместо ошейника накинул ему на горлышко петельку. На сотню метров таким манером молча отбуксировал, а дальше ему уже расхотелось ехать на боку, хрипеть да пускать слюни - стал ножками понемногу перебирать. Я в ответ перестаю изображать из себя пашущий трактор, в смысле - прекращаю тянуть непрерывно поводок, а перехожу на другой режим: как только подопечный упирается или просто останавливается, дёргаю поводок очень сильно. Когда одного рывка хватает, а когда и серию приходится выдать. Теперь похваливаю, конечно, если пёс у ноги хоть пару шагов пройдёт, а иногда и мясо предлагаю. Только не берёт он мясо, не до мяса ему при таких-то страхах. Минут через десять, однако, вижу - гад ползучий пообвыкся малость и начал изобретать способы, как всё это дело прекратить, но пока без особых фантазий: шлёпается опять на бок, а то и на спину, вырваться пытается, да ещё и поорать решил. Истерит, одним словом. Вот тут я его понемногу и познакомил с яловыми сапогами. Как только он что-нибудь отчубучит из этой серии, тут же попинаю слегонца по бёдрам да по рёбрам, где безопасно; при этом на него, конечно, грозно порыкиваю и опять дёргаю поводок, покуда тварь дрожащая не поспешит с моими желаниями согласиться. Попутно с "движением рядом" изучаем, каким образом порядочной собаке полагается выполнять команду "сидеть". Вместо петельки нацепил на недоделка строгий ошейник (он же - парфорс, он же обыденно именуемый - "строгач"), загодя туго пригнанный по размеру, чтобы и колол, и душил одновременно. На парфорсе-то особо не порыпаешься, не такие смирялись. А Таира, того и совсем ненадолго хватило - перепсиховал, бедолага. Поначалу трясся всем телом, а тут костенеть от перенапряжения начал: движения будто у лунатика, даже глаза не успевает следом за мной поворачивать. Все реакции резко замедлились, и восприятие ситуации, естественно, тоже. В общем, собачка "плывёт", как в гипнотическом сне. Запредельное торможение - оно, родимое! Первый раз я такое увидел, и ни до, ни после - никогда больше не приходилось мне встречать собак, доведённых на нервной почве до околосмертной грани. Не всякий дрессировщик имеет отчётливое представление о том, что это за зверь такой - запредельное торможение. Как правило, за него простодушно принимают отнюдь не редкое в практике дрессировки, более имитируемое, чем действительное, состояние угнетённости, либо даже сплошь и рядом встречающийся демонстративный отказ собаки от общения, с помощью которого она пробует управлять хозяином, когда тот, например, использует физическое принуждение или наказание. С этими-то фокусами бороться не так уж трудно: достаточно на них не обращать внимания и взять за обыкновение всегда добиваться от собаки - не мытьём, так катаньем - обязательного подчинения. Как только "актриса" убедится, что её номер больше не пройдёт, а более того - за хитрости ещё и непременно полагается взбучка, так она вскоре и прекратит изображать в своём лице оскорблённую невинность, либо жертву злостного попрания прав четвероногих, либо ещё чего-нибудь, что она там из несвойственного собакам вдруг о себе вообразила. Настоящее же запредельное торможение спутать хоть с чем-либо нельзя абсолютно. Это парадоксальная фаза возбуждения, которую во внешнем её проявлении можно в какой-то степени сравнить, пожалуй, с перегревом и тепловым ударом перед самым моментом отключения сознания, или состоянием "грогги" у боксёра, пропустившего в конце трудного боя несколько тяжёлых ударов подряд, но все ещё стоящего на нетвёрдых ногах.
Admin: Я быстренько соображаю, что продолжение занятия в том же духе червиво крупными неприятностями. На "уплывающую" псинку надави чуть посильнее, она и вырубится, не отходя от кассы, а то и вообще кони двинет. До инфаркта довести - раз плюнуть. А с другой стороны, Таирова психика в данный момент настолько чувствительна и податлива, да к тому же эта драная макака ещё и настолько не способна сейчас ни к какому сознательному сопротивлению, что воистину грешно мне упускать подвернувшийся шанс. И начинаю я разыгрывать роль глубоководного водолаза: под стать Таиру замедляю в несколько крат все свои движения, терпеливо держу паузы, слова команд и похвалы произношу тягуче и спокойно, при необходимости плавно меняя тона. Сразу попадаю в унисон: Таир меня слышит и понимает. Релюшки в черепушке у него переключаются, конечно, с громадным запозданием. Ну да это неважно, лишь бы правильно переключались. Торопиться теперь некуда. Нужно мне, скажем, чтобы псёнок сел, я ему командую вот так: "Си-и-и-де-е-еть". Секунды на три одно слово растягиваю. Еще столько же, не меньше, Таир осмысливает уловленные звуки. Если сравнивать мозг с компьютером, то в собачьей голове тогда в лучшем случае работал арифмометр. Иногда даже казалось, что слышны щёлканье нажимаемых клавиш и треск крутящейся ручки. По-видимому, Таир поочерёдно вспоминал значение команды, правильную последовательность действий при её исполнении и меру ответственности за саботаж, и лишь после того, в очередной раз тихо ужаснувшись, начинал шевелиться в нужном направлении. Медленно-медленно, но всё-таки садился. И вот так неспешненько мы с ним полтора ещё часочка отработали. Благодать да и только: ни тебе бунтов на корабле, ни воплей. Чуть замечу, что кобелишка приходит в себя, тут же немножко усиливаю голос, побыстрей начинаю ходить или, если нужно, поводок поддёрну пару раз - то бишь вношу в нашу с ним синхронию махонький элемент рассогласования - и снова Таир гаснет. Больших перерывов между сеансами муштры, таких, чтобы хватило на сон, в первые сутки работы я решил не делать. Ну там, чайку хлебну, пару папирос выкурю, и хватит. Кофеин да никотин - много ли дрессировщику надо для восстановления работоспособности? Каждый урок начинался по одному и тому же сценарию: сначала Таир висел на поводке якорем, затем изо всей мочи блажил, а после механической обработки уходил в астрал. Но, что меня абсолютно устраивало, всякий раз эти непродуктивные подготовительные фазы становились короче и короче. К утру убогий стал впадать в нирвану уже после первого к нему прикосновения. Зато каких удалось достичь темпов обучения - по сю пору не перестаю удивляться. Эх, жаль, кинокамеры с оператором под рукой не было. А то, конечно, забавно бы получилось - запечатлеть тогда нашу тормознутую парочку. Да еще озвучить на эстонском языке. Представить себе только: документальное многосерийное замедленное кино, причем замедленное натурально, без использования спецэффектов. А в самом его конце титры: "При съёмках этого фильма животное долго и мучительно страдало". Днем Таир был вымотан уже настолько, что ни о каком сопротивлении и не помышлял. Подгонять его рывками поводка приходилось теперь не потому что он упирался, не желая или боясь идти со мной, а потому что ноги его заплетались и быстро передвигаться он попросту физически не мог. Однако, избегая воздействий парфорса, он сумел, к моему удивлению, всё же сообразить и найти самую выгодную для себя позицию при хождении у ноги: он держал свой нос строго у моей коленки, успевая при этом за всеми моими поворотами и ускорениями. И хотя такой вариант исполнения навыка несколько отличается от общепринятого, когда около колена должно быть его плечо, но в полуметровый нормативный допуск Таир всегда укладывался, как я ни пытался от него на следующих занятиях оторваться. А потому я не стал добиваться лучшего - сойдёт и так. Чай, не для показухи готовлю, а для работы. А пока более всего ему хотелось, естественно, упасть где угодно и хоть сколько-нибудь полежать не шевелясь. В общем, едва ли не идеальное состояние, чтобы заняться выработкой выдержки. За неё я и взялся. И безо всяких проблем, буквально сразу же, Таир по команде мёртво сидел и лежал, не пытаясь даже повернуть головы, пять минут и дольше, - без разницы, оставался я в поле его зрения или уходил с глаз долой. Ну не было у него ни сил, ни желания изменить позу! А вот неподвижно и долго стоять этому несчастному было по причине чрезмерной усталости трудновато. Ножки подгибались. Что ж, надел я ему десятиметровый поводок петлей на живот, перекинул этот поводок через подходящую перекладину и, как только Таир пытался без моей санкции опуститься на землю, он сразу зарабатывал ощутимый рывок, вследствие которого его конечности иногда даже слегка отрывались от поверхности планеты. Волей-неволей пришлось шакальему отродью перешагнуть через своё "не могу" точно так же, как он несколько раньше переступил через "не хочу". И потом ещё великое множество раз ему пришлось через них переступать. А это и есть самое главное в дрессировке - добиться беспрекословного повиновения собаки своему хозяину при любых обстоятельствах и в любом состоянии. Нет, конечно, чего там спорить: с определённой точки зрения, парфорсная дрессировка - вполне варварский способ общения с собакой. Пусть он даже изобретён в своё время в цивилизованной Германии. "Но ведь изобретён в девятнадцатом веке! - воскликнет просвещённый гуманист. - А с тех пор наука ушла далеко вперёд!". И начнёт сыпать терминами: оперантное научение, скиннеровские методы, бихевиоризм, коррекция поведения... На то у меня всегда один стандартный ответ: нужно, братцы, понимать разницу между собакой обученной и собакой дрессированной. Обученная знает, какие действия по каким сигналам она должна выполнять. Но отнюдь не факт, что она станет их выполнять, если ей того не хочется. А дрессированная - станет, даже если ей и не можется. Служебная собака должна работать надёжно, безотказно - это аксиома. Надёжность же достигается только через принуждение и никак иначе. Потому неважно, какой метод обучения - оперантный, механический или контрастный - избирается для той или иной собаки, лишь бы только он давал быстрый результат. Но когда речь заходит о гарантиях, тут на бихевиоризм да на игру полагаться нельзя. Тем более не следует возлагать на них никаких надежд, если требуется перековать характер собаки. А на парфорсную дрессировку - можно. Опять же, если судить по средней скорости обучения, а она порою очень и очень важна, эти методы и рядом друг с другом не стояли. __________________
Admin: Доработали мы с Таиром до полудня, а потом отвёл я его в вольер, поставил перед ним тазик, в который накрошил граммов несколько мяса, похвалил хорошенько и вышел. А измученный пес, не веря случившемуся, еще несколько минут сидел ошеломлённый, и долго, не меняя позы, издалека принюхивался к мясу. Потом поднялся, потянулся было к тазу, но передумал, развернулся и юркнул в кабину. Меня, как и его, тоже совершенно не манила еда. А вот прилечь на пару часиков очень хотелось. Что я и не преминул сделать, прежде чем начать следующий длительный урок. 3 Эх, кабы ведома была в то время в нашей стране старая добрая немецкая система парфорсной и интенсивной дрессировки, не пришлось бы мне изобретать велосипед, находя с помощью научного тыка и перебора вариантов самые эффективные приёмы и способы, кои универсально пригодны что для хороших, что для плохих собак. А с другой стороны посмотреть, собственный опыт ошибок и удач нередко оказывается куда как полезнее чужого, пусть и самого распрекрасного. Первый плюс в том, что преимущества и недостатки всех методик становятся совершенно ясными, только если методики эти опробованы самолично. Второе достоинство - когда много времени спустя вдруг узнаёшь, что умные люди, создавшие наилучшую систему дрессировки, оказывается, решили какую-либо проблему точно так же, как и ты, сознание собственной гениальности начинает ощутимо греть душу. А коли есть за что себя уважать - это приятно и полезно для здоровья. Третий положительный момент: иногда в процессе поиска вдруг обнаруживаешь может и не самый совершенный, но по крайней мере оригинальный способ научения, который не сейчас, так потом оказывается в какой-то ситуации, не для той, так для другой собаки наиболее подходящим. На вечернем занятии подвел я Таира к сквозной лестнице. Понятно, псёныш на парфорсе и голодный до невозможности. Все чин чином: глажу его, кусочек мяса показываю, пытаюсь заманить хотя бы на первую ступеньку. А ему кусочка не надо, он, как только увидел эту лестницу, уже весь скукожился в ожидании страшного. Что ж, пробую затащить четвероногую дрянь наверх силою. На это позор своей породы лёг, согнувшись в три погибели, поджал лапки и зажмурился - шага, мол, не сделаю, хоть на месте убивай. Почесал я в затылке, здравая мысль и появилась. Взял Таира на руки (осторожно взял, а всё равно от брызнувшей струйки не уберёгся), поднялся с ним на несколько ступенек, аккуратно положил на лестнице мордой вниз, успокоил чуток. Ну и начинаю потихоньку спускаться, рывочками понуждая его идти следом. Понял внебрачный сын презренного шакала, что оставаться наверху ещё страшнее, а упираться нет почти никакой возможности, и, надсадно скуля, ступенька за ступенькой сполз вниз. Вот и замечательно! Выказал я ему умеренно-бурно свой восторг, развернул кругом и - вперёд, на штурм препятствия. Но теперь уж, голубчик, топай-ка ты своими ногами! Вижу, дело пошло. Раз собака знает, как можно спуститься со снаряда, её уже не так пугает и подъём. Несколько раз прошли мы по лестнице вверх и вниз с той стороны, где ступеньки горизонтальные и широкие, а затем стали учиться карабкаться по "строгому" трапу с узкими перекладинами вместо ступенек. Конечно, не сразу и не с великой радостью Таир на него полез. Однако же пара-другая десятков тычков и пинков оказались весомее его желания орать и брыкаться. Медленно-медленно, непрерывно распевая жалобные песни и трясясь от ужаса, но сначала с моей, когда мягкой, а когда и жёсткой помощью, а потом и самостоятельно Таир стал по команде преодолевать лестницу, а вслед за тем, таким же порядком, и бум. С тех пор, если какая собака отказывается в первый раз идти на снаряд, упирается, то я не трачу понапрасну времени и нервов на втаскивание её наверх силой, а поступаю как с Таиром - то есть, сначала показываю, как надо спускаться. Если, конечно, она не относится к разряду неподъёмных из-за своих размеров или злобности. Где-то день на третий наших мучений приспел черёд заняться апортировкой. Вырезал я из полешка некое подобие гантельки и предлагаю Таиру с этой штучкой поиграть. Без особой, впрочем, надежды на его согласие. Ожидания вполне оправдались. Чем дольше я прыгал и извивался перед отрыжкой эволюции, недостойной имени собаки, чем старательнее вызывал её на игру, тем более Таир столбенел и вытаращивал зенки. А от деревяшки, сунутой непосредственно под нос, он отворачивал морду и тут же начинал пятиться. Попадись мне этот гнуснявый хотя бы тремя годами позже, он просто-напросто испытал бы на своей шкуре эффективность немецкого "метода лаяния от боли", только и всего-то. Ну и стал бы носить хоть деревяшку, хоть железяку как миленький. Там принцип простой: быстренько объясняешь собачке, что в промежутке между подачей команды и моментом, когда она ухватит зубами указанную вещь, воздействия парфорсом будут непрерывными и всё более усиливающимися. Вплоть до лёгкой степени удушения. И что в её интересах промежуток этот сократить до минимума и терпеливо держать в пасти апортировочный предмет, пока последний не будет изъят. За то причитается моральное и материальное вознаграждение, а парфорс больше дёргать не будут. Но по причине моей тогдашней неосведомлённости о приёмах парфорсной дрессировки, пришлось пойти другим путём. Привязал я к краям гантельки по куску бечёвки, разжал Таиру челюсти, сунул в пасть ему гантельку, а за ушами завязал всё это дело бантиком. Поначалу Таир притих, ошалевши, но через несколько секунд, когда глаза его окончательно выкатились из орбит, состояние ступора перешло в бешеную истерику, в ходе которой он пытался выдрать всеми четырьмя лапами деревяшку из своего рта. Но попытки были тщетными, поскольку и бечёвка была крепкой, и я при помощи сапогов, хлыста и "строгача" отвлекал Таира от столь неприглядного занятия. Когда дрянное создание, наконец, выдохлось и впало в обычную для себя глубокую депрессию, оно за полчаса уяснило, что ходить у ноги и сидеть можно не только порожняком, но и таская в зубах гантельку, и что гантелька эта, пока держишь её в пасти, есть не просто кусок дерева, а индульгенция, спасающая жизнь и здоровье некой мерзкой твари от моего справедливого и страшного гнева. А развить усвоенный навык дальше, до нормального выполнения приёма апортирования, было делом несложным. __________________
Admin: -------------------------------------------------------------------------------- Немало воды утекло с тех пор. Давно уже практика дрессировки доказала и мне, и многим другим, что с помощью одного лишь парфорса обучить почти любую псину подноске вещей и легче, и проще, чем как бы то ни было ещё. Но случается иногда, что на собак физически очень сильных и не слишком чувствительных к боли рывки строгим ошейником не влияют в достаточной степени. И чтобы научить их апортировке под принуждением, способ, апробированный в своё время на Таире, оказывается более пригодным, нежели классический "метод лаяния от боли". Завязал верёвочку за ушами - и проблема наполовину решена! А когда понадобилось Таира обстрелять, то есть приучить его спокойно относиться к выстрелам, самая эффективная из всех известных мне методик, которой с неизменным успехом я пользуюсь и по сей день, родилась сама по себе в одно мгновение. К тому времени дрессируемая пакость оголодала настолько, что в начале занятия, пока нагрузка на нервы не достигала определённого предела их выносливости, она (в смысле, пакость) пожирала предлагаемые по заслугам куски с нескрываемым удовольствием, а порою не пренебрегала ими даже в конце урока, с ущербом для самочувствия пройдя через очередной круг устрашений и экзекуций. Поскольку в управлении Таировым поведением всё большее участие принимал его желудок, мне показалось заманчивым использовать в этом деле потенциальные возможности столь влиятельного внутреннего органа на полную катушку: создать в педагогических целях постоянную жёсткую конфронтацию между ним и Таировой генерализованной трусостью. Вышли мы с Таиром в очередной раз на дрессировочную площадку и стали отрабатывать хорошо ему известные приёмы хождения у ноги и бескомандной посадки при остановке. Только в руках у меня была при этом миска, в которую - и ходячее убоище это видело - я предварительно бросил пару кусочков мяса. А поодаль, метрах в тридцати от площадки, ждал моего сигнала помощник со стартовым пистолетом в руке. И в момент, когда собачёныш, выполнив требуемые команды, уже тянулся, под аккомпанемент моих похвал, к заработанному вознаграждению, я кивнул помощнику. Тот выстрелил. Таир вздрогнул, но мясо слопал. Ну и чудненько! И примерно с минутными интервалами мы проделали то же самое ещё раза три-четыре. А затем, чтобы в пёсьем мозгу выстрел окончательно увязался с последующим кормлением, мы ещё малость позанимались выдержкой. Горю луковому полагалось сидеть напротив всё той же миски с кусочками, которая с каждым повтором упражнения отодвигалась от него на пару шагов, и лишь после выстрела ему дозволялось сию посудину очищать от содержимого. На другой день Таир в ответ на выстрел начал уже сглатывать слюну, а про то, что громких звуков следует бояться, он забыл напрочь. Сто лет известный лабораторный павловский опыт по выработке условного рефлекса - а как здорово пригодился! 4 Подходила к концу первая, самая кошмарная для Таира и утомительная для меня, неделя сверхинтенсивных занятий. За это время мой ученик освоил весь целиком нормативный курс послушания, который полагается знать милицейской розыскной собаке, а попутно ещё несколько крайне полезных навыков. В частности, научился спокойно переносить подкожные и внутримышечные инъекции, даже довольно болезненные. Сперва, понятно, не обошлось без эксцесса. Почувствовав укол, недоделок завопил и стал вырываться, за что был несколько прибит и подавлен физически и морально. Распластавшись на боку, Таир сосредоточил всё свое внимание на кулаке, нависавшем над его мордой, и моём непрерывном рычании. Когда псец, по своему обыкновению, умедитировал в состояние совершенного ничтожества, а глазёнки его обрели тупо-квадратное выражение, я, продолжая издавать грозные звуки, медленно убрал кулак, взял шприц и вогнал иголку в Таирову ляжку. Он не шелохнулся. По окончании процедуры, обалдело выслушав мои восторги по поводу его терпеливости и получив подряд несколько кусочков мяса, Таир, несомненно, сделал правильный выбор между кнутом и пряником. И в следующий раз лежал под уколом смирно, а как только игла была извлечена из его организма, радостно вскочил и стал настойчиво требовать полагающуюся награду. __________________
Admin: -------------------------------------------------------------------------------- Когда мы, постепенно одолевая гранит науки, перешли к выполнению приёмов послушания без поводка или привязи, на большом удалении друг от друга, Таир уже более-менее пообвыкся и стал работать чуть быстрее, хотя всё равно ещё с непременным "тормозом" при каждой команде. Зато почти безотказно. Почти - потому как худосочному недопсу взбрело в голову от меня побегать. Сначала попробовал он такое сотворить в питомнике, а там скрыться некуда - кругом забор. Был выдран. А вот когда чёртов выродок рванул от меня за пределами ограды, прямиком к ближайшему кустарнику, которым зарос берег канала, я понял, что гоняться за ним бессмысленно: догнать не смогу, а напугать - напугаю, и умчится он тогда в дали неведомые. Но у меня для таких случаев имелся в запасе один замечательный сюрприз, звавшийся Маргит-Астой. Исключительная по характеру и мыслительным способностям сука-"немка", я когда-нибудь о ней подробнее обязательно расскажу. Поглядел я вслед Таиру, слетал за Астой, показал ей, где шмыгнул в кусты беглец. "Ищи, - говорю, - лапушка. Мочи его!". Обрадованная весёлой работе, Аста понеслась в погоню, а я побежал по дороге, параллельно каналу, следя за поиском скорее на слух, чем на глаз. Ага, есть контакт! Ломлюсь сквозь заросли на жалобный визг пойманного ублюдка. На крошечной полянке скрючившийся буквой "зю" свинтус свиристит что есть мочи и вертится, старательно пряча зад от кружащей вокруг него с деланно свирепым рычанием Асты. А та, при каждом удобном случае, его несильно, но больно подщипывает за то самое, укрываемое от неё, место и прямо-таки наслаждается ситуацией, в которой её сучьему доминированию над каким-никаким, но всё же кобелём ничто не препятствует. Я, разумеется, от всей души навалял Таиру фитилей и поволок обратно, к месту совершения преступления. И нисколько не мешал Асте наскакивать на него сзади и прикусывать снова и снова. Однако же четвероногому мазохисту, судя по всему, расправа показалась не вполне убедительной, и от силы через полчаса он снова решил с занятия смыться. Побежал туда, куда и в первый раз, к кустарнику, но около него в нерешительности остановился - видать, всё же задумался о грядущих неприятностях. И только лишь узрев моё, с самыми что ни на есть серьёзными намерениями, приближение, нырнул в сплетения ольховника, ежевики и крапивы. Что Аста отыщет эту вредоносную гниду, я не сомневался, и потому очень удивился, когда она закружилась, почти сразу же потеряв след. А ещё больше удивился, когда увидел, почему она след потеряла. Отпечатки Таировых лап, хорошо заметные на мокром суглинке, шли по самой кромке воды. Ух ты, что придумал, сволочь! Знать, не совсем дурак! Объяснив Асте что и как, я выбрался, прикрывая лицо от веток, на дорогу. Опять на бегу слушаю. Шагов через двести, на почти открытом месте, Аста снова закружилась. Что за чёрт? Иду к ней. Наблюдаю препотешную картину. У самого берега канала довольно высокий бугор. Аста носится между бугром и водой, то и дело прихватывая запах, но никак не может сообразить, откуда этот запах идёт. А по бугру, гиенообразно сгорбившись, осторожно чапает прочь искомая скотина. Показываю на гада Асте, Аста показывает гаду кузькину мать. А потом, после трёпки, пришёл черёд и радикальных мер, поскольку третьего побега допускать ни в коем разе не следовало: слишком хитрым и сообразительным зверь оказался, невесть что ещё выкинуть может. Набросил я Таиру на горлышко петельку и, на самых грозных нотах комментируя происходящее, по всем канонам икебаны украсил живой игрушкой ближайшее дерево. Совсем живой она была, конечно, только вначале, а немного погодя стала уже полуживой. Правда, до полной потери сознания эту несчастную тварь я держать на ветке не стал - не тот случай. Привёл потом в чувство, вернул на площадку. Всё, с побегами - как отрезало. И вообще после вздёргивания у Таира полностью сменилось мировоззрение и стал он в руках моих мягче пластилина. Кроме моментов, когда он чего-нибудь уж очень сильно боялся. Но вскоре мы и с этим разобрались. Первый триумф пришёл к нам с Таиром, когда старшему инспектору Гусеву, в конце концов, до невозможности надоело моё явное пренебрежение к исполнению прямых служебных обязанностей (на что я тратил теперь едва ли полчаса в день), и он устало спросил, не хватит ли мне зря расходовать рабочее время на заведомо бесполезное дело. Я пожал плечами: - Хочешь посмотреть, как Таир работает? - А он работает? Тогда хочу. И под пристальными начальственными очами Альтаир выдержал свой первый и самый важный в жизни экзамен - на саму жизнь. Да, он работал невыразительно и крайне медленно, всякий раз запаздывая с выполнением навыков на пару секунд, а то и больше, но формально всё делал чисто и по первому же сигналу. Он показал весь нормативный комплекс послушания, включая подачу голоса (результат многократного выкручивания уха на протяжении двух предыдущих суток), и переползание (достигнуто за пару занятий при помощи парфорса, длинного поводка и трёхметрового прута), а возвращаясь на обозначенное место, даже летел галопом (правда, с повизгиванием и поджатым хвостом - побочными последствиями длительного целенаправленного применения левого ялового сапога). И вот дошли мы до преодоления снарядов и до самого последнего из них - лестницы. К лестнице Таир, как и прежде, относился чрезмерно трепетно, но отступать-то ему было некуда, он это знал. Посадил я его напротив "строгого" трапа, а сам ушёл и встал по другую сторону, у спуска, рядом с Гусевым. Выжидаю положенную паузу. А под лестницей этой устроен был сарайчик, так что мы с собакой друг друга не видим. Командую: "Вперёд!". В полной тишине прошло ещё несколько секунд. Потом лестница мелко завибрировала и послышалось негромкое тоскливое подвывание. Когда Таир нарисовался пред нашими взорами, на середине трапа, зрелище было ещё то. Старая и уже изрядно расшатанная деревянная конструкция от его дрожи едва ли не ходуном ходила. Но пусть и с черепашьей скоростью, пусть переполненный смертным страхом, однако пёсий сын честно переступал с одной перекладины на другую, ежесекундно рискуя сверзиться с высоты четырёх метров на не слишком гостеприимную в подобных случаях землю. Наконец, всё ещё попискивая, не в силах успокоиться от пережитого, Таир спустился вниз и, как положено, сел напротив меня. Получив свою долю ласки, законный кусок и разрешение гулять, он отошёл на два шага и снова сел, обречённо ожидая следующих приказаний. Я посмотрел на старшего инспектора. Гусев долго хмыкал и покачивал головой, пытаясь подобрать подходящие слова. Потом выдавил: - Ну что ж, видно собаку. И тут он услышал такое, чего уж никак не ожидал в данной ситуации услышать. - Владимир Георгиевич, - произнёс я самым нейтральным тоном, - а ты не хочешь под Таира дресочку надеть? Мой начальник обратил ко мне странно меняющийся взгляд, в котором промелькнули и ошарашенность, и недоверие, и, похоже, сомнение в моей адекватности. Старшего инспектора вполне можно было понять, это ему меня понять было трудно. Ну ладно, положим, маловероятный факт налицо: Альтаир полностью управляем, и на достижение этого потрачена всего одна неделя. Но как представить себе, что минуту назад стенавший на лестнице глист способен изобразить хотя бы самое слабенькое задержание? То ли здесь кроется какой-то подвох, то ли... то ли... да, пожалуй, именно что подвох! __________________
Admin: -------------------------------------------------------------------------------- Нет, - отрезал Гусев. Подумал и добавил: - Не сейчас. Через неделю надену. А здесь вовсе не было подвоха. Накануне в питомник нагрянули "мушкетёры" - пацаны тогда самого школьного возраста, в среднем лет тринадцати-четырнадцати, которым в радость было возиться с собаками да слушать мои байки. Я понемногу и ненавязчиво учил всю их развесёлую компанию собаководству, а попутно слегка эксплуатировал детский труд. Времени и чая на них уходило немало, но зато и помогали мне ребятки очень и очень. И со щенками погулять, и на след их поставить, и растравить первоначально. Попробовали было мои начальники пресечь посещения питомника посторонними - мол, это ж дети, а тут собаки свирепые! - да сами осеклись, когда я невозмутимо потребовал взамен обязать милиционеров-кинологов выполнять всё то, что дети почти за так делают, и желательно на нехудшем качественном уровне. Повздыхали начальники, возложили на меня ответственность по части травмобезопасности и больше эту тему не затрагивали. Проку, в общем, от "мушкетёров" хватало. Напялил я на одного из пацанов, на Мишку, который поживей других и поартистичней умел под собачкой сработать, дрессировочный костюм, разъяснил суть задачи, посадил и Мишку, и остальных у окна, да наказал, чтобы ни в коем случае сигнала моего мимо глаз не пропустили. А сам вышел, вывел под окно Альтаира и стал прогонять с ним по-быстрому самые простые из известных ему навыков. Но при этом всё время взвинчиваю темп, хвалю псёнка скупо и сухо, лакомства же вообще не даю. Нагнетаю, то есть, давление, накачиваю атмосферу за атмосферой. Заморыш так быстро работать ещё не умеет, отстаёт, предохранители в его мозгах опять начинают плавиться. И когда до короткого замыкания остаются считанные мгновения, я семафорю Мишке. Тот выскакивает, с криками бежит к нам и, как положено, очень грамотно подставляется под хватку. Таира пускаю в упор. Ой, что тут было, что тут было! У меня челюсть, наверное, тогда на полметра отвисла. Ведь, вроде бы, правильно просчитал ситуацию и вероятные реакции собаки, к любому варианту был готов, но чтобы эффект настолько превзошёл ожидаемое... С отчаянным то ли визгом, то ли воплем - так, наверное, камикадзе в последний раз орали "банзай!"- бледная немочь рванулась на врага. Ну наконец-то, наконец-то нашёлся выход столь тягостно долго копившемуся напряжению! Вот кто во всём виноват! И все страхи и стрессы, боль, голод и беспомощность вымещались в злобе, которую Таир обрушил на так кстати подвернувшегося негодяя. Это было подобно затянувшемуся взрыву, либо молнии, остановившейся в раскалённом воздухе на длинное мгновение. Съёжившись в комок, с поджатым хвостом и зажмуренными глазами, Таир вцепился в Мишкину подмышку и рвал дреску с яростью берсерка. Перехватываю поводок, машу "мушкетёру" рукой. Тот падает навзничь и дрыгает конечностями, как придавленная лягушка. Быстро сдёргиваю своего озверевшего подопечного и облачаю его в намордник. Пацан моментально скидывает с себя дреску и снова пляшет перед нами. Когда отпущенный Таир врезается в него намордником, Мишка валится на землю, катается, свернувшись клубком, под ударами и очень правдоподобно верещит. Не давая пёсику опомниться, чтобы не начал он стаскивать с себя мешающее кусаться убранство, через несколько секунд вновь его отлавливаю. Мишка очень быстро влезает в дрескостюм, и уж теперь-то я даю Таиру возможность полностью насладиться победой. Опять хватка в чётко подставленную подмышку, опять поверженный недруг конвульсивно трепыхается в зубах геройствующего овчарёнка и, наконец, затихает. Для разрядки еще немножко потаскали мы окончательно капитулировавшего противника по траве, я собачку успокоил, отвёл в вольер, выдал полагающееся материальное поощрение. А сам пребывал в полнейшем восхищении. Восхищение несколько поутихло через пару дней, когда другой парнишка, габаритами гораздо превосходивший Мишку, вышел против Таира. И тут мерзопакостное создание, явившееся на белый свет наверняка вследствие козней извечного ненавистника рода человеческого, учудило в своём обычном стиле. Нет, поначалу пёс страшный на паренька-то швырнулся. Но увидев в последний момент, что их размеры мало сопоставимы, так же резво сиганул назад, чуть не уронив меня рывком поводка. Парнишке я показал, чтоб тот скоренько удалился, а кабздоху, в очередной раз, - где зимуют раки. Погонял малость блох с места на место по его шкуре своими сапогами, а затем мы в ускоренном и строгом режиме вспомнили курс послушания. Итого, не прошло и десяти минут, как я снова позвал помощника в дреске, и теперь уж Таир не сплоховал. Были потом случаи, проявлял он ещё на "задержании" некоторую слабость при неожиданных воздействиях - тормозил, атаковал не прямо в лоб, а пытался зайти сзади. Но сверхзадачу свою тогда уже понял и выполнял абсолютно всегда, как бы страшно и больно ему ни приходилось: главное, вцепиться противнику в подмышку и там висеть клещом хоть до последнего вздоха. Ясное дело, лучше претерпеть от вражеских рук, чем от моих ног. Враг, может быть, и не убьёт... Как бы там ни было, а всего через две недели с начала наших занятий Альтаир с блеском сдал зачёты по общей и защитной дрессировке, и я стал обучать его розыску. Но уже далеко не с той интенсивностью, потому что к исполнению своих служебных обязанностей - ничего не поделаешь! - мне пришлось вернуться. Надо заметить, к тому времени Таир выполнял приёмы послушания хоть и не с бешеной энергией, что так импонирует в классных овчарках, но всё же достаточно живо, имея преимуществом своим безошибочность и абсолютную выдержку. И, главное, он всё более и более становился похож на нормальную собаку с устойчивой психикой. Человеку, не видавшему его прежде, трудно было бы представить себе, что перед ним бывший - причём в совсем недавнем прошлом - патологический трус, свойства личности которого в корне изменены посредством шоковой терапии. __________________
Admin: 5 Нет, не ошибся я, настояв на покупке в питомник Таирова отца - Асса. Не бывало в моих руках лучших по розыскным способностям собак, нежели его дети. Все Ассовичи отличались не только очень приличным обонянием, но и врождённой склонностью к работе по запаховому следу, и сверх того несравнимо красивым стилем поиска. Если указанные качества, вместе взятые, заложены в собаке наследственно, то правильным обучением раскрыть их несложно, а вот если нужных генов нету, то и при самой лучшей дрессировке конечный результат будет не слишком высоким. При использовании розыскника в городских условиях великое значение имеет также тщательность, а потому безошибочность его работы в сочетании с оптимальной быстротой движения, меняющейся в зависимости от силы запаха и прерывистости следовой дорожки. Но и эти свойства, хотя они гораздо более зависят от уровня подготовки и опытности собаки, всё же имеют в основе наследственные задатки. И все эти задатки Альтаир получил от своего родителя в полном объёме. В чём я имел удовольствие в скором времени убедиться. Нельзя сказать, что проблем со следовухой у Таира вообще не возникало. Поначалу-то всё шло гладенько, даже лучше, чем можно было ожидать. Гораздо раньше, чем обычно, я отказался от раскладки мяса по запаховой дорожке, легко добился правильной проработки резких поворотов под прямыми и острыми углами, без затруднений приучил не скакать по следу галопом и останавливаться по команде, если, при пуске без поводка, Таир слишком от меня удалялся. Фокусы начались после. Во-первых, этот мелкий вообразил о своих способностях чересчур много и прежде времени стал пытаться "мастерить", работать на грани скола, то есть отклоняясь от линии следа до самого края запахового коридора, но зато на предельно высокой скорости. Когда так поступает многоопытная собака, которая не пропустит обронённого предмета или неожиданного поворота, это для служебного применения даже здорово, потому как преступника нужно ловить, покуда он не успел далеко уйти. Но коли "мастерить" позволяет себе всякий щегол - добра не жди. Обязательно начнёт проскакивать углы, прихватывать запах верхом. В лесу или, там, в поле это ещё куда ни шло, может быть до конца следа с грехом пополам и доберётся. Но вот в городе срежется с высокой степенью гарантии. А во-вторых, хитрый мерзавец вздумал всякий раз, при пуске на след, рассчитывать на мою помощь. Было поначалу, наводил я его прямо на отпечатки ног. Жулику такое облегчение понравилось, и он, если за пару секунд не утыкался носом непосредственно в искомый запах, тотчас бежал ко мне жаловаться на судьбу. В обоих случаях пришлось, соответственно, применять грубую физическую силу. С первым прибамбасом разбираться было не в новинку - у многих собак таковые завихрения возникают. На сей счёт есть исключительно удобная штукенция - следовая шлейка, которая затягивается вокруг живота. И если она не слишком широкая - а Таиру я именно такую и сделал из капроновой верёвочки, - то рывок за неё может быть ну очень болезненным. Устроили так. Следок проложили небольшой, но не в лесу или в поле, как прежде, а на городской окраине, среди гаражей, и по всей протяженности аккуратно бумажками обозначили. Таир по привычке даёт ходу и моментально, естественно, запах теряет. И тут же катится кубарем - поводок-то у меня в руках, чай, не для красоты. Подтащил я жалкое подобие немецкой овчарки к себе поближе, объяснил в популярных выражениях, что я думаю о нём и его ближайшей родне, и опять на след поставил. Вроде как Таир присмирел, торопиться не спешит. Отработал до конца первый след - пошли на другой. Потом ещё и ещё. Может, раза два рецидивы и были, но не больше, так что особенно-то много Таиру покувыркаться не пришлось. Хватило и этого. Сразу научился истинно немецкому педантизму - отныне и надолго никаких отклонений от линии следа за ним не наблюдалось. А вторую его заморочку ликвидировали вот таким контрприёмом. Попросил я "мушкетёров", которые главным образом в этом деле мне и помогали, при прокладке следа сначала вытаптывать хорошенько круг в пять шагов диаметром, и уже от круга, шаркая, выходить на оговорённый маршрут. Спустя сколько надо времени, привожу Таира и, сперва с одного-двух, а позже и с пяти-шести метров, пускаю его на поиск следа. По идее, промахнуться мимо круга и запаха ему невозможно. Хитрован направляется туда, якобы ищет, и тут же с виноватым видом возвращается назад: дескать, сам ничего обнаружить не могу, вмешайся, пособи. На что я с большой готовностью откликаюсь - отфутболиваю его в сторону круга и произношу несколько сакральных слов из лексикона древних славяно-ариев. Значение их Таиру было неизвестно, но зато интонации знакомы и понятны. Вскоре после введения пенальти в арсенал приёмов обучения следовой работе размер круга сократился до абсолютного минимума, а пёс стал демонстрировать исключительно добросовестное и ответственное отношение к поиску. В середине ноября, спустя менее чем два месяца со дня первого знакомства Альтаира с методами и средствами принуждения и наказания, он сдавал в условиях, по возможности приближенных к реальным, экзамен на звание патрульно-розыскной собаки. Ночь. Улица. Метель. Магазин. За спиной у нас с Таиром светит фарами милицейский "уазик", из которого за нашими действиями наблюдает проверяющий - всё тот же старший инспектор Гусев. Перед витриной и дверью немногим более четверти часа назад туда-сюда прошёлся прокладчик следа, имитируя попытку проникновения на охраняемый объект. Присматриваюсь, не подходя близко: вроде бы, совсем свежих следов других людей нету. Значит, путаница при пуске исключена, собаку незачем наводить на искомый запах, сама выберет нужный. А ну-ка, покуражимся! Неспешно сматываю поводок, отстёгиваю его от ошейника и посылаю Таира в свободный поиск. Сам поворачиваюсь лицом к машине, достаю папиросу и, прикрываясь от порывов ветра, закуриваю. Вижу, как отчаянно жестикулирует Гусев - показывает, что, мол, собака пошла не туда. Бросаю короткий взгляд за спину - там полный порядок. Просто пёс на всякий случай, как он привык это делать, перестраховывается: обнюхивает все отпечатки на несколько шагов кругом, чтобы, не дай Бог, не ошибиться с направлением следа. Отмахнувшись от проверяющего, стою курю. Краем глаза отмечаю, что Таир, наконец, разобрался в ситуации и уверенно, рысью, не отрывая носа от снега, уже идет "по добычу". Пора и мне трогаться с места. Держусь шагах в двадцати-тридцати, ближе подходить ни к чему: след проложен через площадь, а там то и дело кружат вихри - мой запах будет только отвлекать собаку. Гляжу, а ведь недаром, совсем даже недаром на Таирово обучение столько усилий положено! Очень, очень красиво, безо всяких заминок, он проработал два довольно сложных поворота - под прямым и под острым углом. Учитывая к тому же далёкие от идеальных погодные условия, сделать такое - задача не из слишком лёгких. Лишь в самом конце площади моему воспитаннику не повезло: попал в снежную круговерть, причём на обледеневшем асфальте, где при ветре удержаться запаху невозможно. Заметался зверь вперёд-назад, а определиться, куда надо идти, естественно, у него никак не получается. Окликнул я пса, указал издалека, где наиболее вероятно обнаружить продолжение следа, и не ошибся. Стоило Таиру отбежать метров на десять в сторону, как он тут же поймал нужный запах и пошёл, пошёл, пошёл... Вроде бы, экая невидаль - овчарка занимается обычным для себя делом. Однако до чего же её преображает классная работа! Пусть внешне Таир непригляден, как подлинная история КПСС, но стоит ему впиться в след и чесануть полной рысью - диво дивное, насколько хорош! Поспешаю за ним и всё не могу дополна насытиться зрелищем - тащусь, что тот удав с полпачки дуста.
Admin: Пробежал Таир мимо ближайшего дома, завернул за общежитие и устремился в городской парк. Остановил я его разок, чтобы не потерять в темноте, заодно подождал, пока нас догонит машина с проверяющим, и опять направил в путь-дорожку. Попетляв чуток между спортивными сооружениями, мы выскочили на стадион. Тут Таир замер, напрягся и потянул воздух полной грудью. Все ясно, условный преступник где-то близко. По негромкой команде "Фас!" собака сорвалась с места и растворилась во мраке. Стою в ожидании. Немного погодя слышу крик. Это Валера Кибишев, наш лучший кинолог, он-то и прокладывал, оказывается, для Таира след. Бегу на звук к противоположной трибуне, различаю на ней шевелящееся чёрное пятно. Отзываю своего героя, вместе с ним конвоирую Валеру к "уазику". Валера доволен, смеётся. Говорит, что нашего приближения не заметил, что Таир выскочил на него как из-под земли и сразу крепко схватил за дрескостюм - у подмышки, разумеется. Ещё больше, по-моему, доволен встречающий нас старший инспектор Гусев. Оно понятно, работу подобного уровня не всякий день увидишь! Вот так, с первой же попытки, переплюнул Альтаир своих ровесников, да и, по совести говоря, уже тогда не каждый-то взрослый розыскник смог бы с ним потягаться. А милиционеры-кинологи, которым успехи Таира отныне ставили в пример, отговаривались тем, что я, конечно же, выбрал себе в дрессировку самого способного щенка. 6 Через несколько дней позвал меня Гусев в свой кабинет. Он всегда так делал, если нуждающийся в обсуждении вопрос, по его мнению, был важным. Простые проблемы, текучка или какие другие мелочи, обычно довольно легко решались на ходу, либо начальник сам заглядывал ко мне в каморку, тоже гордо именовавшуюся кабинетом. Впрочем, в ней было вполне уютно, и лишь то, что спинка моего стула почти касалась входной двери, доставляло некоторые неудобства. Помолчал Владимир Георгиевич, пожевал губами и с запинкой, глядя в сторону, сформулировал вопрос: за кем из милиционеров, по моему мнению, следует закрепить Таира? - Закрепить-то можно за кем угодно, - отвечаю, - вот только пока не стоило бы этого делать. Собака с перспективой, а характер неокрепший. Которым кинологам собак не хватает, те ребята молодые, неопытные. Неправильным применением или по горячности сорвут пса - потом замаюсь восстанавливать. Лучше подождать несколько месяцев, да за это время потихоньку довести Таира до ума, а после видно будет. Мой ответ Гусеву явно пришёлся по сердцу. Купил чем-то, похоже, старшего инспектора этот бывший негодник. Договорились так: я продолжаю в свободное от других занятий время шлифовать Таирову дрессировку, а параллельно Гусев сам занимается с собакой и берет её с собой на дежурства, для скорейшего привыкания к условиям службы. И жизнь Альтаира до самой весны текла без всяких почти сложностей и вовсе без тумаков. К чему лишний раз использовать силу, если в общем и целом собачка уже сделана, перековка характера закончена и правильные отношения прочно установлены? Для тонкой доводки грубый инструмент применять негоже, это вам не только дрессировщик, а и начинающий ученик слесаря подтвердит. Моему начальнику Таир определённо нравился. Пес внешне спокойный, нешумный, внимательный, терпеливый, не требующий пригляда, готовый в любой момент выполнить команду. Получив приказание, Таир не отвлекался ни на какие внешние факторы, сколь угодно соблазнительные или пусть даже напрямую угрожающие его жизни. Гусев сочился сиропом от удовольствия, когда рассказывал, как эти качества были им выгодно использованы в агитационных целях. Нужно было склонить директора автопарка к заключению договора об охране территории его предприятия нашими караульными собаками. Посадив Таира рядом с въездными воротами, старший инспектор отправился на переговоры. А минут через двадцать показал директору в окно на служаку, непоколебимо сидящего в полуметре от проезжающих грузовиков, прямо под выхлопными трубами. Директор обомлел и на все условия согласился. Но не стоит думать, что из Таира получился только лишь послушный бездумный автомат. Ещё когда снег не лёг, когда псёныш едва-едва освоил защиту, он стал иногда проявлять в умеренных количествах разумную инициативу. Как-то, помню, взял я его с собой в город. Идём, по обыкновению, без поводка. Таир, как всегда, уткнулся носом мне в коленку. В толпе с таким идти очень, надо сказать, удобно. А ещё же он сухонький, плосконький, за моей ногой скрывается и встречным людям почти незаметен. Я о чём-то задумался, смотрю в землю. Вдруг слышу: "Привет!", и обнаруживаю протянутую ко мне руку. В следующее мгновение поднимаю глаза, вижу улыбающееся лицо приятеля и смыкающиеся у него на локте Таировы челюсти. Рефлекторно командую: "Дай!". Успел с этим вовремя. Приятель побледнел, но улыбаться не перестал, ибо счастливо отделался лёгким испугом и парой небольших синяков. И вот о чём забыл рассказать. Других собак Таир всё ещё изрядно побаивался, даже когда с его истерическим паникёрством было покончено. Если поблизости какая-нибудь из них лаяла или рычала, то он нервничал, зажимался и плохо слушался. Понятно, что такое происходит от неуверенности в собственных силах. Для ликвидации выявленного в Таировом поведении изъяна нужно было принять какие-то меры по его социальной адаптации среди собратьев по виду. И прежде всего - научить защищаться.
Admin: Для начала я прибегнул к помощи Катьки. Полностью Катька звалась Квиатой фон Цизавинкель и была она сукой во всех отношениях и изрядной бездельницей, ценность которой почти полностью заключалась в её зарубежном происхождении и, соответственно, в воспроизводительной способности. Однако исполнять роль классной дамы, воспитывать подрастающих оболтусов в правилах хорошего тона, она умела мастерски, а только это, собственно, в данном случае от неё и требовалось. Таир очень скоро убедился в том, что поворачиваться к уважаемой матроне хвостом не только в высшей степени неприлично, но, кроме того, всякий раз чревато мгновенной и небезболезненной утратой клочка шерсти с задней части своего драгоценного организма. По-видимому, перспектива преждевременного облысения его нисколько не прельщала, а потому в Катькином присутствии кобелёшка стал вести себя бдительно, неотрывно следя, как стрелка компаса за магнитом, за её акульим кружением. Но пассивная оборона была не тем ответом, которого ожидала Катька, и она донимала Таира до тех пор, пока он не начинал скалиться и делать упредительные выпады в её сторону. Вот тогда сучара расцветала от счастья и, невероятно довольная, подбегала ко мне за похвалой её педагогическому таланту. Спустя пару-тройку дней совместных прогулок, Таир встречал Катьку уже не с поджатым хвостом, а наоборот, с напряжённо поднятым, стоя к ней боком и демонстрируя полную боевую готовность. Для надёжности воспитательница проверила его на вшивость ещё несколько раз, удовлетворилась результатом и потеряла всякий интерес к продолжению своей провокаторской деятельности. После этого я стал брать на прогулки с Таиром других собак, сначала сук, а потом мирных кобелей. Когда Таир поочерёдно познакомился и наладил отношения с каждой из них в отдельности, пришло время ему побегать и в стае. Собак, более или менее лояльных друг к другу, я приучил выгуливаться вместе, с тем чтобы вволюшку поноситься, стряхнуть лишний жирок, за ночь успевали все, кто стоял на питомнике. За некоторыми, конечно, следить всё равно приходилось, но до серьёзных драк дело доходило нечасто. Таир среди прочих держался скромно, в военных и охотничьих игрищах участия не принимал, а потому собакам был неинтересен, и за всё время ни к одному конфликту причастен не оказался. Зато он привык достаточно равнодушно относиться к лаю, погоням и шутейным потасовкам, то и дело вспыхивавшим даже в самой от него непосредственной близости. Для окончательной расстановки всех точек над "i" весьма желательно было позаниматься с Таиром послушанием в несколько усложнённых условиях. Посреди дрессировочной площадки я посадил на цепь драчливого и брехливого кобеля, из караульных собак, и очертил кругом него линию предельной досягаемости, чтобы случайно не направить Таира к нему в зубы. Ученическую шею, во избежание взбрыков, опять же украсил парфорсом, и мы помаршировали полчасика сначала вдалеке, а после всё ближе и ближе к давящемуся лаем и хриплым рыком барбосу, не особо много уделяя внимания территориальным притязаниям последнего, а равно всем его угрозам немедленной и жестокой расправы. И всего-то ничего понадобилось парфорсом воспользоваться - раз пять, не более, да и то вполсилы. По моему настоянию, Таиру пришлось поочерёдно нарушить границы десяти-, пяти- и трёхметровой зон безопасности, которые обычно свято блюдутся собаками, не нарывающимися на кровопролитие. Конечно, я не вёл своего задохлика прямо в лоб на привязанного свирепца, непрерывно обкладывавшего то ли одного его, то ли нас обоих многоэтажной собачьей бранью. Мы приближались к скандальному соседу широким зигзагом и закончили тем, что Таир дважды достаточно уверенно прошёл, у моей ноги, менее чем в метре от безуспешно пытавшейся до него дотянуться пасти, а потом, будучи оставленным в пределах трёхметровой зоны, выполнил несколько приёмов послушания. Правда, чуть медленнее обычного, да и команды я ему подавал с очень небольшого расстояния, но - он выполнил. Впредь собакобоязнь в степени, превышающей разумную осторожность, никоим образом у Таира не проявлялась. А вот разрешение ещё одной проблемы растянулось не на один месяц. Альтаир плохо делал дальние задержания, когда приходилось пробегать более тридцати метров. К концу дистанции он сильно сбавлял ход и к фигуранту уже чуть ли не шагом подходил. Нет, кусаться-то он кусался честно, наука крепко сидела в его памяти и боках, но при такой атаке пёс представлял собою прекрасную мишень для любого встречного пинка. А много ли хлюпику надо? Один раз прицельно получит, тут и скопытится на веки вечные. Лишь хватка с лёту дает ему шансы на победу. Но этому нужно учить, а стало быть, нужны толковые помощники. На наших милиционеров рассчитывать не приходилось. Ни один из них так и не смог пересилить себя даже в простейшем: убегать что есть мочи, не тормозя и не оглядываясь, от догоняющей собаки, имея средством защиты дрессировочную куртку - я уже молчу про рукав. Не было у них куража. А фигурант, работающий без куража, без боевого азарта, собаку не разжигает, а гасит. С почти равным эффектом вместо него можно и чучело на колёсиках использовать. У "мушкетёров" же день был занят учёбой, и в гости ко мне они наведывались только по выходным дням, да и то не всегда. Потому у Таира "кусачки" шли с недельным интервалом. Но, собственно, чаще оно и не требовалось. Если нужно, чтобы слабая по характеру собака работала на задержание с каждым разом всё лучше и лучше, её не следует в течение одного урока избыточно много или в короткое время слишком часто пускать в схватку. Пресыщение работой обычно даёт результат обратный желаемому. Тем же плохо и каждодневное обучение защите. По окончании занятия собака всё ещё должна рваться в бой, тогда в следующий раз она будет атаковать с ещё большей страстью. Именно здесь нужно брать не числом, а умением. Не количеством сработок, а грамотностью действий фигуранта и дрессировщика. Вот и Таиру по этой самой причине позволялось сделать лишь порядка трёх хваток в ходе единственного в неделю получасового занятия.
Admin: Перво-наперво надобно было обучить Таира нападению на предельной скорости и с высоким прыжком на очень близком расстоянии, чтобы он не приноравливался к бегу фигуранта и не медлил, по своей привычке выбирая самое подходящее для укуса место. Для этого кто-либо из "мушкетёров", хорошенько раздразнив псёнка, пробегал мимо нас как можно быстрее, а я пускал Таира вдогонку с трёх, а потом с пяти и более шагов. Но не всякий раз пускал, а через два на третий, чтобы собака уже просто изнывала от желания вцепиться во врага. Получив хорошую хватку, фигурант должен был по моему сигналу обязательно упасть, то сразу, а то и протащив отдалённое подобие овчарки некоторое время на своем горбу. Когда решительность атаки у Таира стала стабильной даже при пуске с десяти метров, мы перешли к новому упражнению. Объект непрестанного собачьего вожделения - фигурант в дрессировочном костюме или в защитном рукаве - доводил пса до исступления, отбегал от нас подальше, а поближе к двери или калитке, и там тоже немножко шумел и махал руками. Его задачей было заскочить в дом или за ограду перед самым носом приближающегося Таира и, уподобляясь бандерлогу, подразнить упустившего добычу хищника сквозь щель. Ещё и я, в довершение неприятности, пристыживал без того раздосадованную собаку. Козе понятно, что в другой раз, видя безнаказанно ускользающего противника, Таир торопился к нему со всех ног. Даже за полсотни шагов. И надо же - в последний миг успевал-таки поймать! Какое счастье! Теперь оставалось последнее: добиться столь же быстрой лобовой атаки и снять торможение при замахе палкой. Временно вернулись к пускам с очень малых расстояний. "Мушкетёрам" пришлось попотеть изрядно. Я держал Таира на коротком поводке, а они, поочерёдно его раздразнивая, по одному подбегали к нам, размахивая над головой какими удалось найти большими тряпками, и швыряли эти тряпки в нашу сторону. Последний из "мушкетёров" был облачён в дреску. Ему-то за всё про всё и доставалось на орехи. В ходе нескольких занятий, в отнюдь, как выяснилось, не чайной ложке серого вещества, тесно помещавшейся за узким Таировым лбом, сформировалась и закалилась цепь совершенно верных умозаключений: что, метая тряпку, вороги всегда промахиваются; а когда они не промахиваются, то это совсем небольно; и попадание снежком перетерпеть тоже можно, а можно от него и увернуться; и чем большая по размеру палка находится в преступных руках, тем чаще она бьёт мимо; а если не мимо, то очень слабо; а если не слабо, то только до хватки; коли же и после хватки попадает - это не более раза; ну ладно, не более двух... Но главным в цепи было завершающее звено: если контратаковать противника очень быстро и правильно, то никаких ударов с его стороны не последует вообще! Как только Таир допёр до столь грандиозного открытия, дистанцию пуска на каждом занятии мы стали увеличивать метров на двадцать, при этом по возможности усложняя условия погони. Ловили неприятеля и в лесу, и в поле, и среди построек находившегося поблизости железобетонного комбината, и по колено в снегу пробовали, и по гололёду. По гололёду однажды особенно весело вышло. Февраль был, после оттепели похолодало, и за питомником дорога превратилась в сплошной каток. Направляемся мы с Таиром туда, а за нами минут через несколько идёт самый толковый из "мушкетёров", Санька, облачённый, ввиду неизбежности падений на лёд, в полный дрессировочный костюм. Пусть оно, конечно, в таком наряде не только бегать, но и ходить неуклюже, да ведь зато и ушибиться сложно, а ещё и в мороз тепло. Издали углядев по-пингвиньи переваливающуюся Санькину фигуру, я начал настораживать Таира. Но урод слепошарый вертел головёнкой, в расчёте обнаружить вероятного противника где-то вблизи, и Саньку заметил не сразу, а едва ли метров за семьдесят. Пускаю я свою жутко отважную овчарку на задержание. Таир энергично работает ножками, а ножки-то скользят. Пробуксовка - что в диснеевском мультике. С трудом, в общем, но он набрал скорость и во все лопатки шпарит к фигуранту. Правда, насчёт того, чтобы прямо, у него не ахти как получалось, а большей частью - галсами. Честно говоря, мне шипованная резина пригодилась бы ничуть не менее, чем ему, потому что при попытке бежать я сам себе напоминал известное парнокопытное, попавшее в аналогичную ситуацию. Ну и перестаю спешить, надеюсь Таировы подвиги рассмотреть и оценить на расстоянии. Вижу, как пёсик изобразил прыжок, но оскользнулся и юзом столкнулся с Санькой. Санька, естественно, кулём валится на него, а дальше... дальше происходит что-то очень странное. Наш фигурант плашмя едет на пузе, заливаясь - явно со злости, а не от боли - благим матом. Таир же старательно его тащит, непонятно как ухвативши где-то, похоже, в районе спины. Поскольку видимой опасности Санькиному здоровью в происходящем не наблюдается, а собаченции после не слишком удачного столкновения насущно необходима хорошая эмоциональная разрядка, я не нахожу веских причин торопиться с отзывом Таира, как того настойчивым криком требует жертва его атаки. Боком, аки краб, подбираюсь к барахтающейся парочке чуток поближе и вдруг вижу, в чём там у них дело. И плюхаюсь наземь, сражённый наповал приступом дикого хохота. Оказалось, что Санька вопил не зря. Выпал на его долю случай невероятный, хоть и очевидный. Не сумевши прыгнуть, Таир схватил левый рукав дрески низко, у самой кисти, и одновременно подбил всеми своими четырьмя ногами Саньку под колени. Тот рухнул мгновенно, но при падении инстинктивно вытянул вперёд руки, чем помог легковесному псу, на стороне которого были в тот момент скорость и инерция, во-первых, избежать участи быть раздавленным, а во-вторых, выдернуть не успевшую опереться руку в сторону и назад. Затем Таир, молодчага, не отпуская рукава, забрался невезучему фигуранту на спину, благо упираться лапами в брезент много удобнее, нежели о лёд. Санька попытался резким движением перекинуться лицом к собаке, но лишь усугубил своё без того конфузное положение: одетому в дреску так крутануться не слишком-то просто, даже когда есть от чего отталкиваться, а уж на той дорожной глади это был совсем дохлый номер. Как нарочно, Таир рванул рукав в идеально подходящий момент - когда Санькина рука провернулась в рукаве, а сам Санька был озабочен проблемой вынужденного возвращения своей физиономии непосредственно на дорогу и, тщась избежать жёсткого их соприкосновения, несколько утратил контроль над событиями. Следствием сего стечения обстоятельств явилось неожиданное исполнение Таиром классического приёма "загиб руки за спину". "Загнутый" фигурант в неповоротливом дрескостюме ничего поделать не может, потому как пес безостановочно возит его по скользкой поверхности кругами и не оставляет ни шанса хоть на миг опереться или за что-нибудь зацепиться. С того окрестности и оглашаются воззваниями к моей совести и другими словами. Абсолютно безответными, однако, поскольку я пребываю в ещё более беспомощном состоянии, и не только подняться, но и команды подать не могу - от смеха свело и живот, и губы. Из-за чего потом Санька на меня некоторое время дулся. А Таира назвал ментовской собакой, которая самбо знает.
Admin: 7 Всероссийские соревнования по многоборью милиционеров-кинологов вневедомственной охраны были назначены, насколько мне сейчас помнится, на конец мая. Проводить их решили в достославном городе Кирове, то есть в нашем областном центре. Понятно, что большому начальству из Кировского УВД совсем не хотелось у себя дома ударить в грязь лицом, и оно зачастило к нам в Чепецк, потому как изо всех отделов охраны только здесь служба с собаками была поставлена на приемлемом уровне. Кому же ещё защищать честь Вятской губернии? Определили нам задачу по подготовке команды, выделили средства, назначили сборы и привезли самых спортивных из милиционеров, какие только нашлись в остальных районных отделах. Ведь и расчудесно дрессированной собаке одной, без человека, многоборья не выиграть. В программу соревнований не только дрессировка входит, но и биатлон, и совместное преодоление полосы препятствий. Потому, для успешного выступления, к стоящей собаке должен прилагаться кинолог с приличной физической подготовкой да к тому же умеющий метко стрелять. В интересах сборной, наверху решено было передать Альтаира лучшему спортсмену, присланному из другого города. Звали его Колей. Помимо способности быстро бегать, он отличался почти что олимпийским спокойствием. Нервная система как у танка. Такой с Таиром общий язык найдёт. Остальные члены команды были выбраны из наших. Разумеется, вместе с собаками. Ещё когда только первый слух о соревнованиях прошёл, мы с Гусевым, поняв, чем это пахнет, взялись усиленно муштровать дву- и четвероногих потенциальных кандидатов в сборную. Хоть и не было у них опыта выступлений (у собак - за исключением Маргит-Асты, а из милиционеров вообще ни у кого), но допустить провала мы никак не могли, иначе непременно нашлось бы кому дальнейшую жизнь питомника серьёзно осложнить. Слабым местом в подготовке наших собак была выборка вещи и человека по запаху - навыки в службе вневедомственной охраны абсолютно неприменимые, а значит практически ненужные, однако правилами соревнований предусмотренные. Латание этой прорехи больше всего времени и отняло. До того мы учили собак выборке вещи исключительно на основе развития апортировочного поведения, а выборке человека - иногда ещё и на злобе. То есть, всё делали по методическим схемам, принятым в ту пору едва ли не на каждой досаафовской дрессировочной площадке. И, конечно же, закономерно получали на выходе полный комплект сопутствующих недостатков, с которыми можно мириться, лишь если собака находится в руках любителя, а не профессионала. Излишнее возбуждение, игровое или агрессивное, в крайне редких случаях не приводит к регулярным ошибкам и срывам. Всякого рода бзыки, обусловливающие нестабильность выступлений у чисто спортивных собак, в любительской среде принято считать рядовым делом, исходя из принципа "не повезло сегодня - повезёт завтра". А вот если милиционер не верит своей служебной собаке, если гарантия результатов её применения подменяется лотереей, такое просто недопустимо. К слову, забегая немного вперёд. Когда Таира передавали в новые руки, мы сначала многократно показали Коле, совершенно не имевшему навыков дрессировки, работу его будущего напарника, затем заставили зазубрить, когда, как и какие команды и жесты следует использовать, а в заключение каждого инструктажа несколько раз, в вариантах, талдычили одно и то же: "Подашь такую-то команду - И НЕ ВЗДУМАЙ ЕМУ ПОМОГАТЬ !". Эту фразу приходилось не единожды слышать многим из наших милиционеров-кинологов, кому доставались уже надёжно обученные хорошие овчарки. Спустя некоторое время, милиционер, понемногу вникая в суть того, что делает собака, созревал для дальнейшей профессиональной подготовки. А главное, у него укоренялась привычка доверять собаке и не мешать ей выполнять ту часть работы, в коей она более компетентна хотя бы вследствие своего лучше развитого обоняния. Вероятность точной выборки гораздо выше у собаки, которая неспешно, без суеты, последовательно обнюхивает ряд разложенных предметов или шеренгу людей. Спокойной и правильной манеры поиска нужного запаха легче всего добиться, взявши за основу обучения пищевое подкрепление. Чтобы дойти до этого, собственного ума мне тогда не хватило, и пришлось позаимствовать подходящую методику дрессировки у казанских кинологов из уголовного розыска, чьи собаки на выборке работали, в сравнении с прочими, ну просто необыкновенно красиво. Собрали мы у своих кинологов по паре старой обуви и, закладывая в каждый ботинок по кусочку мяса, для начала добились от молодых собачек (взрослых переучивать не стали) поочерёдной фиксации внимания на каждом находящемся в ряду предмете. Когда последовательное обнюхивание всех по очереди вещей вошло у них в привычку, мясо стали оставлять только в том ботинке, который следовало найти. Причём вскоре мясо начали класть в носок ботинка, куда собачий язык сразу проникнуть не может. После обнаружения искомого, псинку укладывали, приучая именно к такому способу обозначения источника благоухания. А потом носители запаха раскладывали в специально сколоченный узкий и длинный ящик, разгороженный на небольшие отделения, в каждое из которых овчарка должна была ткнуться носом, а отыскав нужную вещь, сразу же лечь напротив. Вообще для практической работы вредно, если собака апортирует найденный при выборке или на следу предмет. На принесённой вещи остаётся свежий сильный собачий запах, и для повторной идентификации использовать её уже далеко не всегда возможно. Кроме того, из-за последствий механического (зубами, языком) и химического (слюной) воздействия, может быть существенно затруднено проведение трассологической и дактилоскопической экспертизы. В этом ещё один серьёзный недостаток методики обучения, которую мы использовали прежде. У Таира с поиском запахового образца всё получалось неплохо, исключая то, что он нередко ложился свернувшись кольцом и отворачивал морду от выбранной вещи. Иногда бывало нелегко понять, на какой из предметов он указал, особенно если предметы размещали близко друг от друга, либо в ящике. Но, ввиду острого цейтнота, мне пришлось отказаться от мысли усовершенствовать исполнение сего навыка до безупречности (отчего впоследствии, на соревнованиях, нам всем не единожды икнулось), а поскорее перейти к выборке человека. Здесь, как выяснилось, нас поджидали гораздо большие сложности. Продиктованы они были самой тривиальной причиной - недостаточным количеством людей. Занятие по выборке человека тем продуктивнее, чем шире возможности замены запахов. В идеале должен быть предусмотрен и такой вариант занятия, при котором для каждого пуска собаки полностью обновляется вся группа, числом не менее десяти человек. То есть, от полусотни до сотни народу в своём распоряжении нам иметь очень-преочень хотелось бы. Да откуда ж его столько взять, на улице ловить, что ли? Пожалуй, лишь в армии такие вопросы разрешимы, пусть и не всегда, но в принципе. А нам не до жиру: если пять-шесть статистов одновременно задействовать оказывалось возможным, это уже, можно сказать, отмечали как праздник. Обычно-то работали с тремя-четырьмя. Тем для нас сборы и были хороши - гарантией безотказного использования широких масс в корыстных интересах. Переход от одной разновидности выборки к другой сделали плавным. Для того впереди строя выкладывали вещи (обычно использовались тут же снятые носки: они у всех всегда при себе, к тому же, как известно, обладают сильным, а то даже и чересчур сильным запахом). Сперва подальше выкладывали, потом поближе - у самых ног. Затем, в ходе развития навыка, помощники держали свои носки в руках, скрещенных на том месте, где индивидуальный запах человека наиболее выражен. На заключительном этапе обучения руки занимали ту же позицию, но теперь - в целях защиты от коварного тычка намордником в весьма уязвимую точку, а носок уже был не нужен. Разумеется, я не упускал возможности лишний раз потренировать Таира, как только в питомнике оказывалось достаточное количество "мушкетёров", либо моих друзей. Из последних не всем такого рода использование было по душе, особенно если народ собирался просто со мною выпить и потрепаться за жизнь. И однажды из-за этого меня так лихо посадили в лужу, что с тех пор напрочь отбили охоту приневоливать хорошо относящихся ко мне людей к решению моих собственных служебных проблем. Как-то в выходной день, после неприлично длительного и необъяснимого отсутствия, показалась на горизонте группа товарищей, осознавших свою вину и решивших, наконец-то, её искупить. Точнее, утопить. В качестве виры у них с собою, понятно, имелось. Причём в достаточных количествах и широком ассортименте. И вот когда они, с сияющими глазами и просветлёнными лицами, охваченные единым высоким и чистым порывом долгожданного избавления от накопившихся грехов, вступили на территорию питомника, им, прежде приглашения к столу, предложено было постоять, снявши носки, пред мордою Таира. Всеобщему праведному возмущению не дал вскипеть Серёга, быстро закивавший головою: "Да, да, конечно, сейчас!", но при этом улыбался, паразит, даже для него на редкость ехидно. Я было заподозрил что-то неладное ( уж больно легко Серёга всех успокоил!), да, обрадованный согласием, сразу и выбросил сомнения из головы.
Admin: Построилась четвёрка в рядок, руки сомкнуты в горстки, как у призывников на медкомиссии. Молчат. Трое хитро на меня косятся, один Серёга возвёл невинные очи к небу. Однако губы кривит совсем уж по-змеиному. Небось, какую-то шкоду в подарок всё же припас. Но в Таире я уверен. Его с панталыку не сбить ни мясом, ни запахом течной суки. Таир должен выбрать четвёртого, а Серёга стоит вторым. Понюхавши предложенный носок, пошёл Таир вдоль шеренги. Я предельно внимательно отслеживаю ситуацию, дабы если какие замечу у ребят некорректные поползновения, вовремя их пресечь. Обычно Таир, дойдя до обладателя требуемого запаха, кропотливо проверял, не от его ли соседей этот запах исходит, и лишь потом, окончательно убедившись в своей правоте, обозначал кого надо. А тут ткнулся носом в Серёгу и замер. Недоуменно вытаращил гляделки, в нерешительности оглянулся на меня и вновь упёрся в Серёгу, словно зачарованный. Подумал, и лёг перед ним. Обозначил. Вот те раз! А Серёга чуть не лопается от еле сдерживаемого ржания, аж красный весь. Отзываю я собаку, начинаю ругать. На то друзья мои приятели замахали руками: да оставь ты, дескать, кобеля в покое! Не работает он у тебя, сам видишь. Пойдём-ка лучше примем по капельке на душу населения! Принять-то мы, само собой, приняли. И со свиданьицем, и сугубо, и трегубо, и многажды. Но в ответ на мои расспросы о проделанном трюке зловредная четвёрка ещё долго отшучивалась. Мол, раз ты кинолог, значит соображать должен. Часа два мы друг друга мучали, пока Серёге не прискучило запираться. А суть проделки была наипростейшая, проще амёбы, и грубее, чем кирпич. В нужный момент этот добрый человек всего-навсего неслышно испортил воздух! На психику Таира, сосредоточенно напрягшего обоняние, облако вонючих газов подействовало оглушающе, подобно крепкому апперкоту. Нос его отключился мгновенно. Точно так же человека, пристально вглядывающегося в темноту, парализует и лишает способности видеть мощная фотовспышка. Вот и дрессируй после со всякими изуверами служебных собак... И ещё о выборке. Набравшись немножко опыта, мы хоть и поздно, но всё же обнаружили свой серьёзный просчёт в использовании той, новой для нас, методики. Нельзя было начинать с дифференцировки чрезмерно сильных запахов. Нельзя было использовать обувь и носки, а только после переходить на менее насыщенные ароматы. Этим мы, сами того не понимая, затрудняли и затягивали процесс дрессировки, не приучая, а наоборот, отучая молодых собак тщательно принюхиваться. Про Таира немало чего ещё можно рассказать, но ведь пора, в конце концов, и закругляться. Коля с Таиром быстро спелись. На соревнованиях наша команда заняла второе место, а Таир, попавший в призёры, был в ней лучшим. Для дебютантов результат более чем неплохой. Мы передали Таира по месту Колиной службы, в город Слободской, по балансовой стоимости шестьдесят рублей. Там пёс исправно служил, имел раскрытия и задержания, хотя и не в очень большом количестве. Ну да не его в том вина и не Колина, а дело в неважной организации применения собак. Каждый год я общался с этой парочкой на сборах. Спортивная карьера Таира складывалась куда успешнее служебной. На соревнованиях любого калибра он всегда был среди первых. Мне интересно было наблюдать за переменами в его характере. Внешне-то, в габаритах, Таир не шибко прибавлял, а вот в поведении его прорисовывалось всё больше и больше от личности. Уже на другой год он, воспользовавшись случаем, самостоятельно и, с собачьей точки зрения, по делу наказал того самого Мишку, который его в свое время растравливал. И в тот день Мишка тоже нам помогал: поддразнивал, каких нужно, овчарочек и убегал от них за ограду. А там, за оградой, были оставлены закончившие работать собаки, как раз тогда - Аполлон и Альтаир. Аполлон-то, поскольку злобный, - на привязи, а вот Таира Коля не привязал, перенадеявшись на его дисциплинированность. Как назло, никому и в голову не пришло это проверить. Мы-то на Колину дисциплинированность полагались. Терпел-терпел Таир, да и не вытерпел. Только заскочил в очередной раз наш помощник за калитку, слышим - вопит. Мы скорей за ним. Видим, скорчился Мишка на земле и за прокушенную коленку держится. И ни одной собаки рядом. Привязанный Аполлон брызжет слюной и разрывается от ярости. Таир спокойненько лежит на своем месте и задушевно нежно смотрит на мир. Поди догадайся, кто виноват. Потом разобрались, конечно. Коле пистон вставили, Мишку забинтовали и в травмпункт отвезли. А Таиру поудивлялись. Надо же, гад какой, проявил смекалку! Отомстил, можно сказать, своему первому в жизни врагу. Так вот бывший никчёмный трус взрослел и развивался. Через несколько лет я перебрался в Москву, и с тех пор сведений о нём почти не получал. Одно знаю достоверно, что на соревнованиях Альтаир закончил выступать только в одиннадцатилетнем возрасте. ... Трудно сказать, кто кому из нас в итоге оказался больше обязан. Пёс в живых остался, а я с ним много чему научился. Для него и для меня это важно, конечно. Но на тот момент мне куда важнее было сохранить в питомнике племенную работу. И я ее сохранил.
Admin: ЕЩЕ - тут
полная версия страницы